Для М. Хайдеггера - друга и сподвижника К. Ясперса - бытие может быть дано только в языке. Не в языке обыденной речи, а в языке поэзии, языке философии. Язык, считал Хайдеггер, могущественнее человека, это принуждение к речению. Не сам поэт, а музы говорят через него, не мыслитель силой ума создает свои конструкции, а услышанный голос бытия направляет его мысли. Изначальное речение (Sagen) говорит о самом себе. Это есть одновременно божественное и человеческое явление, прояснение отношений, которые связывают существование с бытием.

Язык открывает то пространство, внутри которого человек способен соответствовать бытию и его требованиям, его призыву. Это изначальное соответствие и есть мысль. Обнаруживать (zeigen), по Хайдеггеру, - показывать, приводить к видимости. Но это обнаружение-показывание производно от старогерманского слова Sagan, что означает "говорить" (sagen). Образами изначального мышления являются "Dichtung" (поэзия, но не в смысле только поэзии, а в смысле творчества вообще), и "Denken" (мышление). Каждое слово, дающее нам что-либо существенное, есть проявление творчества, оно может осуществляться в поэзии, культе, мифе, законодательстве. Dichtung можно назвать первопоэзией, первоязыком исторических народов. Подлинное мышление всегда поднимается к творчеству как к первопоэзии. Размышлять - значит поэтизировать, и, кроме того, это не простой вид поэтизирования в смысле стихов или песни. Истинная речь есть первопоэзия (Sagen), из которой исходят вся поэзия и все искусства. Но поэзия ближе к изначальной речи, чем любой другой способ выражения. Только поэт схватывает самую суть отношений слова и вещи, в своих мечтах возносясь к небу и оставаясь при этом на земле. Это "между" является первичной меркой нашего существования. "Это не протяжение обыкновенно представляемого пространства, так как все пространственное уже заранее нуждается в изначальной мерке, происходит из нее. Выражением изначальной меры будет поэзия. В поэзии мы достигаем конечного понимания меры" .

1 Heidegger M. Vortrage und Aufsatze. Pfullingen, 1959. S. 196.

Мартин Хайдеггер (1889 - 1976) немецкий философ. Как считают многие западные исследователи, Хайдеггер - самый оригинальный и глубокий мыслитель XX в. По окончании университета много лет преподавал философию в различных университетах Германии. В зрелом возрасте уехал в деревню и прожил там до конца жизни. Основные произведения: "Бытие и время", "Лесные тропы", "На пути к языку", "Что есть мысль?" и др. Произведения Хайдеггера поражают поэтичной выразительностью языка, ювелирной работой со словом, проникновенным анализом проблем человеческого существования. Они оказали огромное влияние на современную ему и последующую философию и литературу. Ни одного философа в XX в. не цитировали так часто, как Мартина Хайдеггера.

Под "логосом", полагал Хайдеггер, древние понимали не столько разум, сколько речь, которая позволяет высказать основополагающие законы мира, позволяет говорить, а не просто издавать членораздельные звуки, существовать в способе раскрытия мира и себя самого. Наша главная необходимость, по Хайдеггеру, состоит в том, чтобы ощутить существо бытия как вызов нашей мысли, чтобы мы, прежде всего думая о нем, ощутимо испытали, в какой мере призваны проторить хотя бы тропку для опыта бытия, и прокладывали бы ее через бывшее бездорожье. Надо готовить среди сущего те места для бытия, в которых бы оно говорило о себе и своем пребывании. Язык мостит здесь первые пути и подступы. Без слова любому действию не хватает того измерения, в котором бытие могло выразиться. Язык есть не просто выражение мысли, чувства и желания. Язык - то исходное измерение, внутри которого человеческое существо впервые оказывается в состоянии отозваться на бытие и его зов и через эту отзывчивость принадлежать бытию. Эта исходная отзывчивость, в истинном смысле достигнутая, и есть мысль.

Сказать и говорить не одно и то же. Можно много говорить и ничего не сказать. Можно молчать и сказать многое. Сказать - значит показать, объявить, дать видеть, слышать. Язык как разбивка мира дает миру возможность быть тем, что он есть в своей истине. Язык разбивает мир так, как садовник разбивает сад на пустыре. Мир присутствует в языке как в своем разбиении самим своим существом. Больше нигде, кроме как в языке, мир таким образом не присутствует. Язык не обязательно только предварительное истолкование мира. Никто, кроме нас, не мешает тому, чтобы язык был разбивкой мира, как бы его садом. Суть мира, которая не видна в мире так же, как сад не виден в голом пустыре, может присутствовать в словесном разбиении мира. Дело за нами. Присутствие мира в языке требует человека. Человек может дать слово миру, мир требует человека для своего явления. И человек требует мира, потому что иначе, как в целом мира, он себя не узнает.

Обычно один человек говорит, а другой слушает. С точки зрения Хайдеггера, говорение и слушание - это одновременный процесс. Язык говорит, поскольку он весь есть сказ, т.е. показ. Источник его речи - некогда прозвучавший и до сих пор несказанный сказ, прочерчивающий разбиение языка. В речи как слушании языка мы говорим вслед услышанному сказу. Мы допускаем прийти его беззвучному голосу, вызывая уже имеющийся у нас наготове звук. Мы слышим его, потому что послушны ему как ему принадлежащие. Только послушно принадлежащим ему сказ дарит слышание языка и тем самым речь. Существо языка покоится в таком дарующем сказе .

1 См.: Хайдеггер М. Путь к языку // Время и бытие. М., 1993. С. 266.

Язык есть дом бытия, ибо в качестве сказа он есть способ события, его мелодия. В языке мы слышим голос бытия. Этот голос делает весь мир вокруг себя полем бесконечного резонанса, этот голос, мы прежде всего слышим и ему отвечаем. Голос вещей, голос Бога, голос совести, голос любви - это все голоса-трансценденции, нечто первичное по отношению к естественной повседневной речи. Благодаря голосу-трансцендентности мы присутствуем в мире .

2 См.: Подорога В. Метафизика ландшафта. М., 1993. С. 293 - 294.

Хайдеггер Мартин

Мартин Хайдеггер

Перевод и примечания Б.В.Маркова

Человек говорит. Мы говорим наяву и в мечтах. Мы говорим постоянно, даже тогда, когда не произносим никаких слов, а только слушаем или читаем, и даже тогда, когда не слушаем и не читаем, а занимаемся работой или отдыхаем. Мы каким-нибудь способом постоянно говорим. Говорим потому, что говорение естественно для нас. Око происходит не только по какому-то особенному желанию. Человек имеет язык от природы. Существует учение, что в отличие от животных и растений человек является говорящим существом. Сказанное не следует понимать так, что наряду с другими способностями человек может говорить. Утверждается, что только язык делает человека таким существом, как человек. Только как говорящий человек - это человек. Так считал Гумбольт. Но необходимо продумать, что это значит: человек.

Во всяком случае, язык составляет ближайшее окружение человеческого существа. Повсюду встречается язык. Поэтому неудивительно, что человек, задумав всмотреться в то, что есть, попадает к языку для того, чтобы удовлетворительным образом определить то, что ему видится. Поэтому размышляющий пытается составить представление о том, что есть язык вообще. Всеобщее, значимое для любого языка называют сущностью. Представить общепринятое как всеобщее - это, согласно господствующему мнению, основной ход мышления. Мыслить язык - это значит: дать представление о сущности языка и тем самым основательно отделить его от других представлений. Именно этому, как кажется, и посвящен данный доклад. Но ведь название его не звучит: о сущности языка. Оно только гласит: язык. "Только", - говорим мы и приставляем это к слишком самонадеянному названию нашего замысла, будто собираемся довольствоваться скоромным сообщением о языке. Однако говорить о языке, вероятно, еще хуже, чем писать о молчании. Мы не собираемся приступить к языку с целью втиснуть его в рамки готовых представлений.

Мы не хотим свести сущность языка к понятиям" или поставить всюду пригодное воззрение, обосновывающее все представления о языке.

Обсуждать язык - значит не столько его, сколько нас самих привести к местопребыванию его сущности: собраться в событие. Сам язык, и только его можем мы по-мыслить. Язык есть; язык, и ничего кроме него. Язык есть язык. Логически вышколенный, все рассчитывающий и потому весьма надменный рассудок назовет эти положения ничего не значащей тавтологией. Дважды повторено одно и то же: язык есть язык; как это может способствовать продвижению дальше? Но мы и не хотим уходить дальше. Ведь мы можем оставаться там, где пребываем. Поэтому задумаемся: как обстоит дело с самим языком? Поэтому спросим: как пребывает язык как язык? И ответим: язык говоритI . Но что, это серьезный ответ? Если так, то надо выявить, что значит говорить.

Захотеть помыслить язык - это значит вступить в говор языка, для того чтобы пребывать при языке, т.е. быть при его, а не при своем говорении. Только так достигнем мы сферы, внутри которой, удачно или нет, язык проговорит нам свою сущность. Язык мы уступаем говору. Мы не может ни обосновать язык чем-то другим, нежели он сам, ни объяснить другое языком.

"Если бы я был столь же красноречив, как Демосфен, то не смог бы большего, чем трижды, повторить: разум - это язык, логос. Этому я верен до мозга костей и буду верен до смерти. И все же в глубине своей он остается чем-то темным для меня; я как бы жду апокалипсического ангела с ключами от этой бездны".

Бездна открывается Гаману в результате осознания того, что разум - это язык. Пытаясь ответить на вопрос, что есть разум, Гаман приходит обратно к языку. Взгляд на него проваливается в бездну. Происходит ли это потому, что разум покоится на языке, или потому, что язык и есть бездна? О бездне мы говорим тогда, когда почва или отсутствует, или уходит из-под ног в поисках основания. Этим не спрашиваем мы, что

такое разум, а лишь стремимся задуматься о языке, взяв в качестве ориентира странное положение: язык есть язык. Это положение не отсылает нас к чему-то иному, на чем основывается язык. Оно ничего не говорит о том, является или нет сам язык основой дли чего-то иного. Положение: язык есть язык позволяет нам парить над бездной до тех пор, пока мы состоим при то, что он говорит.

Язык есть: язык. Язык говорит. Если мы будем погружаться в бездну, которую вызывает данное положение, то не упадем в пустоту. Мы парим в выси. В ней открывается глубь. То и другое просматривается с того места, которое мы обживаем в поисках пребывании сущности человека.

Помыслить язык - это значит: найти такой тон в говоре языка, чтобы в нем нашлось прибежище для исполнения сущности смертных.

Что значит говорить? Расхожее мнение это представляет так: разговор это занятие производством звучания и слушания. Разговор - это звуковое сообщение и выражение человеческих переживаний. Такова основная мысль, из которой следуют "три характеристики языка.

Во-первых, и прежде всего, язык есть выражение. Представление о языке как выражении наиболее распространено. В нем предполагается наличие внутреннего, которое выражается. Если язык рассматривается как выражение, то он представляется выразительно, и именно в том случае, когда выражение объясняется ссылкой на внутреннее.

Во-вторых, понимается язык как человеческая деятельность. Поэтому и утверждается: человек говорит и он говорит языком. Поэтому нельзя сказать: язык говорит; так как это значило бы: только язык создает и задает человека. Этим допускалось бы, что человек - говоритель языка.

В-третьих, производимые человеком выражения всегда есть представления и изображения действительного и недействительного.

Издавна знают, что приводимые характеристики недостаточны для того, чтобы ограничить сущность языка. В том случае,

если это каким-то образом все-таки удается, она получает столь широкое определение, что выражение встраивается в общую картину человеческих действий как одна из форм деятельности, в ходе которых человек производит сам себя.

Характеристике языка, как человеческой деятельности, противопоставляется учение о божественном происхождении слов языка. Согласно началу пролога Евангелия от Иоанна, вначале слово было у бога. Но от оков рационально-логического объяснения необходимо освободить не только вопрос о происхождении языка, требуется прежде всего освободитьсяот логически ограниченного описания языка. Против характеристики значения слов исключительно как понятий на передний план выдвигается образно-символический характер языка. Биология и философская антропология, социология и психопатология, теология и поэтика предпринимают серьезные усилия для полного описания и объяснения языковых явлений.

Для этого к изучению привлекаются идущие из древности способы употребления языка. Это объясняется тем, что грамматически-логические, а также философские и научные представления о языке за два с половиной тысячелетия остались неизменными, хотя при этом знания о языке расширялось и изменялись. Эти факты можно было бы привести для доказательства непоколебимости ведущих представлений о языке. Никто не осмелился бы объявить неправильной или даже отбросить как ненужную характеристику языка как звуковое выражение внутренних переживаний, как человеческую деятельность или образно-понятийное отражение. Приведенное рассмотрение языка правильно; оно направляется тем, что воспроизводится самим анализом языковых явлений во все времена. Именно в круге этого правящего возникают все те вопросы, которыми сопровождаются описания и объяснения языковых явлений.

И все же слишком мало мы размышляем о странной роли этих правильных представлений языка. Они задают как нечто несомненное везде и всюду, спектр разнородных научных способов анализа языка. Они возвращают к старым традициям. Но при этом они полностью пренебрегают древними отпечатками сущности языка.

Поэтому, несмотря на свою традиционность и понятность, они никогда ни смогут привести к языку как языку.

Язык говорит. Как обстоит дело с его говором? Где мы его находим? Наиболее близко в самом разговоре. Именно в нем полностью осуществляется язык. В разговоре язык не прекращается. В разговоре язык укрывается. В разговоре собирает язык способ, каким он пребывает и то, что в нем пребывает - его пребывание, его сущность. Но преимущественно и чаще всего противостоит нам разговор только как прошлое языка.

Философия языка Мартина Хайдеггера
Мартин Хайдеггер (1889-1976) на протяжении всего своего творческого пути неоднократно обращался к теме языка, пытаясь с различных позиций разрешить проблему его взаимосвязи с бытием. В ранний период творчества, во время написания «Бытия и времени», язык интересует его, прежде всего, в качестве экзистенциала, конституирующего Dasein человека как существа, ставящего вопрос о смысле бытия. В поздний период творчества он ставит вопрос о сущности самого языка как способе существования бытия во времени, отражающемся в само- и миропонимании человека.
Критика языка в «Бытии и времени» (1927). Особенность человека, выделяющая его среди всех остальных живых существ, заключается, согласно Хайдеггеру, в том, что он способен состоять в отношении к бытию. На этом основании он дефинирует человека как Dasein. Это означает, что человек существует как «здесь» бытия, как медиум, посредством которого бытие проявляет себя. Присущий человеку способ существования, основополагающей структурой которого является «бытие-в-мире», называется экзистенцией. Экзистенция как «бытие-в» представляет собой, следовательно, не онтическую пространственно-временную характеристику Dasein, а его онтологическое измерение как «раскрытие мира».
Хайдеггер устанавливает три структурных компонента, которые в одинаковой мере конституируют Dasein как «бытие-в». К ним относятся настрой (Befindlichkeit), понимание и речь.
Настрой (§ 29 «Бытия и времени») следует понимать не как субъективное состояние индивидуума, а как «фундаментальный экзистенциал». Его можно проинтерпретировать как установку на восприятие мира, предрасположенность к его познанию. К «сущностным определениям» настроя относится, во-первых, то, что он имеет характер открытости. Открытость Dasein миру включает в себя три измерения: открытость к объективному миру (к вещам), к «бытию-с» (к другим людям), к экзистенции (к самому себе). Это предполагает, что «настроение всегда уже открыло бытие-в-мире как целое и впервые делает возможным самонаведение (Sichrichten) на...». Во-вторых, тем, что настрой «экзистенциально конституирует мирооткрытость Dasein», он утверждает его имманентную взаимосвязь с миром. В-третьих, он открывает Dasein в его «брошенности» (Geworfenheit), под которой понимается «экзистенциальная определенность» или «фактичность» Dasein.
Понимание (§ 31) является вторым фундаментальным экзистенциалом, формирующим Dasein. Хайдеггер подчеркивает, что оно «равноисходно» с настроем. Это означает, что понимание и настрой, с одной стороны, несводимы друг к другу; с другой, - что их нельзя изолировать друг от друга. Настрою всегда присуще понимание в виде непосредственной «открытости», а понимание всегда настроено.
Онтологически понимание представляет собой «основной модус бытия» Dasein, поэтому его нельзя путать с онтическим «пониманием» как одним из возможных способов познания, таким же, как, например, объяснение. Понимание и объяснение как разновидности познания являются производными от первичного экзистенциального понимания, которое характеризует состояние Dasein до всякого конкретного познания.
Структуру понимания как экзистенциального измерения Dasein составляют: «способность быть» (Sein-können), проект (Entwurf) и взгляд (Sicht). Способность быть, взятая в качестве экзистенциала, означает «мочь существовать, понимая», т.е. является возможностью понимания. Эту возможность Хайдеггер объясняет по аналогии с умением что-то делать. Интерпретируемая таким образом, она отличается от других видов возможности: а) от логической возможности; б) от модальной категории наряду с действительностью и необходимостью; в) от возможности в смысле «произвольного парения» на областью возможностей, т.е. от свободно выбранной возможности. Поскольку как «брошенная возможность» она всегда уже есть факт. Благодаря этой экзистенциальной возможности Dasein определено в своем существовании как «умение быть, понимая», позволяющее ему открыть не только себя, но и весь мир, и любое сущее в отношении его собственных возможностей, связанных с полезностью, применимостью или вредностью.
То обстоятельство, что в своем понимании человек стремится «пробиться» к возможностям, заложено в экзистенциальной структуре понимания, которая имеет характер проекта. Понимание как проект есть способ бытия Dasein, выражающий его сущность в качестве возможностей как таковых. Проект как экзистенциал означает, что человек всегда понимает себя в становлении, исходя из своих возможностей. Этим он отличается от проекта как планомерного действия.
Проективное понимание может быть собственным и несобственным. В качестве собственного оно первично направлено на понимание Dasein самим себя из своей самости. В качестве несобственного оно первично ориентируется на понимание мира. Оба вида понимания могут быть подлинными и неподлинными. Понимание подлинно, если оно с самого начала представляет собой интеллектуальную работу человека. Оно неподлинно, если человек движется в поле уже имеющихся концептов, приняв их на веру.
Понимание имеет изначально характер взгляда. Причем этот изначальный взгляд не является ни чувственным восприятием, ни мышлением. Этот «простой, допредикативный взгляд» соответствует скорее «освещенности» как открытости «здесь», благодаря которой осуществляется встреча человека с сущим как сущим. Хайдеггер характеризует его по отношению к самому Dasein как «прозрачность»; по отношению к вещам - как «осмотрительность озабоченности»; по отношению к другим людям - как «внимание заботы».
Речь (§ 34) является третьим фундаментальным экзистенциалом, конституирующим Dasein. Хайдеггер рассматривает речь как «одинаково изначальную» наряду с настроем и пониманием. Тем самым он утверждает независимость этих трех компонентов друг от друга и исключает возможность их сведения друг к другу. В своей совокупности эти три элемента составляют сущность «бытия-в». Причем любой из них предполагает наличие остальных: для того, чтобы могла состояться речь, необходимы настрой и понимание, которые, со своей стороны, находят свое выражение в речи. Функция речи состоит, таким образом, в «артикуляции» или в «членении» понятого, или, по определению Г. В. Бертрама, «в манифестации открытости» (Manifestation von Erschlossenheit).
Пожалуй, это все, что о речи в данном параграфе сказано определенно, поэтому по ее поводу возникает целый ряд вопросов. Из них два кажутся особо важными: первый касается того, имеется ли у триады настрой - понимание - речь внутренняя структура, и если да, то каким образом упорядочены эти компоненты (1). Второй вопрос касается соотношения речи и языка: предполагает ли артикуляция язык и, следовательно, наличие знаковой системы, или речь следует понимать как внеязыковое мышление (2). Поскольку ни на эти, ни на другие возникающие вопросы сам Хайдеггер не дает прямых ответов, то данный параграф можно отнести к «самым непонятным в "Бытии и времени"». Разночтения и разнообразие интерпретаций настолько велики, что становится ясно, что на поставленные вопросы еще не скоро будут найдены удовлетворительные ответы.
(1). Конституирование речи. Так, относительно первого вопроса мнения в современной науке распадаются на прямо противоположные. К. Териен утверждает, что настрой, понимание и речь синхронны. Г. В. Бертрам настаивает на наличии направленности в триаде от настроя к речи. Однако, его утверждение конфронтирует с хайдеггеровскими высказываниями о том, что речь «лежит в основании истолкования и высказывания», являющихся моментами понимания, а также о том, что «настрой и понимание изначально определены посредством речи». Й. Хеннигфельд полагает, что «речь есть не нечто дополнительное, а артикуляция (т.е. членение и даже не обязательно в качестве высказанного) понятности». Но в таком случае речь выражает готовый результат понимания и не понятно, задействована ли она в «формирующем понимание истолковании».
Альтернативой этим точкам зрения могла бы стать интерпретация речи как самого истолковывающего понимания. В этом случае ее можно рассматривать как наделяющее значениями движение мысли (артикуляцию) в области изначально значимого, т.е. в области смысла, которое конституирует истолкование (Auslegung) и высказывание. Важнейшими факторами формирования дефинируемой таким образом речи являются «как-структура» (Als-Struktur) и «предструктура» (Vor-Struktur) понимания.
«Как-структура» предопределяет основную схему понимания, которая заключается в понимании «нечто как нечто». «Открытое в понимании, понятое, всегда уже доступно так, что в нем можно ясно выявить его "как что". Это "как" составляет структуру выраженности понятого; оно конституирует истолкование. Осмотрительно-истолковывающее обращение с окружающим подручным, которое "видит" это как стол, дверь, машину, мост, не обязательно требует разложения этого осмотрительно истолкованного также уже в определяющем высказывании. Все допредикативное простое видение подручного в себе самом уже является понимающе-истолковывающим».
Структурирующее понимание «как» Хайдеггер называет «экзистенциально-герменевтическим». «Как-структура» речи артикулирует понимание, исходя из «целостности имения-дела-с» (Bewandtnisganzheit) на основании «обращения-с» (Umgehen mit) «для того, чтобы» (um-zu), т.е. прежде всего из прагматического контекста.
Отсюда следует, что любое истолкование происходит в рамках уже понятого, т.е. имеет свою «предструктуру». Эту предструктуру составляют три базовых компонента: пред-имение (Vorhabe), предусмотрение (Vorsicht) и пред-решение (Vorgriff).
Термин «пред-имение» указывает на то, что все понимание движется внутри области взаимосвязанных отношений «имения-дела-с», в которую человек помещен изначально. Эта целостность «имения-дела-с» не обязательно должна быть эксплицирована в истолковании. Предварительно и целиком понятая именно в своей неистолкованности, она служит фундаментом для любого истолкования, для «осмотрительного обращения» с вещами.
Термин «предусмотрение» указывает на то, что намеченное в «пред-имении» для истолкования, т.е. уже пред-понятое, истолковывается к каком-то определенном отношении.
Термин «пред-решение» указывает на то, что истолкование всегда протекает в некоторой системе понятий. Эти понятия либо ориентируются на само истолковываемое сущее, либо основываются на предрассудках и насильственно связываются с ним. В любом случае истолкование в той или иной степени подготовлено уже имеющейся понятийной базой и в этом смысле так или иначе предрешено.
Целостная совокупность предпосылок, включающая в себя пред-имение, предусмотрение и предрешение, образует «герменевтическую ситуацию», изнутри которой осуществляется любое понимание и любая интерпретация.
«Как-структура» и «предструктура» в своем единстве формируют смысл как формальную систему того, на чем «держится понятность чего-либо». Смысл, следовательно, есть то, что может быть артикулировано речью в ходе понимающего истолкования. На основе смысла формируются значения.
Процедура выработки значений представляет собой герменевтический круг. Этот круг отражает экзистенциальную природу Dasein. Его содержание состоит в том, что «в понимании мира всегда уже также понято "бытие-в"; понимание экзистенции как таковой всегда есть понимание мира». Он предполагает, таким образом, что истолковываемое всегда уже в определенной степени понято. Согласно Хайдеггеру, если бы сущее не было всегда уже открыто человеку, т.е. не было понято в смысле предструктуры, то всякое познание было бы невозможно.
Герменевтический круг понимания отличается от circulus vitiosus логики, поскольку представляет собой условие возможности всякого познания. Поэтому задача состоит не в том, чтобы избежать его в процессе понимания, а в том, чтобы «правильно войти» в него. Это означает, что предструктура понимания не должна состоять из догадок или необоснованных и непроверенных мнений. Понимание должно ориентироваться на сами вещи, по которым определяется правильность истолкования.
Дискуссия по поводу хайдеггеровской теории значения. Итак, значения образуются на базе смысловой предструктуры. При этом формирование предструктуры смысла связано с практикой обращения с «подручным», которая сама осуществляется в рамках «бытия-с», т.е. предполагает наличие социума. Данное описание «пространства понимания», однако, недостаточно проясняет, каким образом происходит его конституирование. Как полагают некоторые интерпретаторы Хайдеггера, здесь смешиваются «практические, теоретические, а также пропозициональные и непропозициональные элементы». Проблема, которая возникает в этом случае, состоит в том, что неясно, какие из этих элементов имеют первостепенное значение для возникновения понимания.
Г. В. Бертрам предлагает решение, основанное на двух постулатах: о «прагматизации языковых содержаний» и о «нередуцируемости языковой структуры». Он исходит из того, что понятие о речи как артикуляции предполагает, во-первых, что она имеет знаковый характер. Во-вторых, что она «холистически структурирована», т.е. что «каждая из ее составных частей артикулирована по отношению к другим». В-третьих, что структура отсылок между знаками не может быть объяснена из самой себя, а должна для этого быть включена в состав более широкой системы, в которую с необходимостью входят экстралингвистические компоненты. Вывод, к которому приходит Бертрам, заключается в том, что Хайдеггер отождествляет речь с языком и рассматривает ее как «со-конституирующий» значение элемент, такой же как практика обращения с подручным.
Деммерлинг склоняется к тому, чтобы признать в хайдеггеровской концепции значения приоритет любых форм практического обращения с миром, которое он отождествляет с «допонятийным», по отношению к теоретическому или же, по его словам, «понятийному». Как он считает, у Хайдеггера «пространство понимания в основном конституируется на основе нашей практики», хотя и не без участия понятий. Данное решение, однако, нельзя считать удовлетворительным, поскольку открытым остается вопрос о том, имеют ли понятия, о которых говорит Деммерлинг, языковую природу.
Решение вопроса о возможном участии языка в формировании предструктуры понимания, осложняют два обстоятельства. Во-первых, введение Хайдеггером компонента «предрешения» указывает на то, что смысловая артикуляция целого возможных значений в речи всегда уже предполагает наличие некоторой системы значений. Во-вторых, предлагаемая им схема уточнения значений в виде герменевтического круга, всегда уже исходит из некоторого значения.
Ключом к решению данного вопроса может служить то, что в тексте не сказано, что это должны быть языковые значения. К тому же следует отличать друг от друга кардинально несхожие ситуации: идеальную ситуацию первоначального конституирования речи и фактическую ситуацию Dasein, уже обладающего языком. С учетом этого кажется естественным предположить, что там, где в «Бытии и времени» говорится об экзистенциальном конституировании самой речи, Хайдеггер разрабатывает теорию значения, ориентирующуюся на практическое целенаправленное поведение человека, в ходе которого он устанавливает первичные отношения к миру, а мир приобретает для него свою определенность. Ключевым для нее является не понятие о лексическом значении, а понятие значимости (Bedeutsamkeit), вскрывающее экзистенциальное измерение речи как укорененного в «бытии-в» логоса. Хайдеггер говорит о том, что значимость есть «онтологическое условие возможности того, что понимающее бытие как истолковывающее может открыть нечто подобное "значениям", которые со своей стороны снова обосновывают возможное бытие слова и языка».
В разделе, посвященном анализу «внутримирного» способа бытия Dasein (§ 18), Хайдеггер пытается эксплицировать те отношения к миру, которые имплицированы в целостной структуре взаимных отсыланий и благодаря которым встреченное «внутримирно» сущее получает свою значимость. Структура этих отношений следующая: «Ради-чего (Worumwillen) означает для-того-чтобы (um-zu); оно, в свою очередь, - для-этого (Dazu); то, со своей стороны, - причем (Wobei) довольствования тем, что есть (Bewendenlassens), последнее - чем (Womit) имения-дела (Bewandtnis). Эти отношения скреплены между собой как изначальная целостность, они суть то, что они суть в качестве этого значения, в котором Dasein процессуально (vorgängig) дает понять самому себе свое бытие-в-мире. Целое отношений (Bezugsganze) этого значения мы называем значимость. Она есть то, что составляет структуру мира, того, в чем Dasein как таковое всякий раз уже есть».
«Целое отношений» представляет собой систему практических связей, внутри которой Dasein выступает в качестве исходного продуцента предназначений, определящих возможные смыслосодержания. Конкретные виды отношений - «для-того-чтобы», «для этого», «причем», «чем» - к встречающемуся сущему формируют значения, которые еще не являются языковыми, а структурируют поле потенциальной значимости на основе прагматики действия. Таким образом, в основу теории формирования значений Хайдеггер кладет понятие поэзиса в его первоначальном, берущем свое начало у Платона и Аристотеля, смысле.
Первичное понимание, в ходе которого формируются значения, представляет собой, по выражению Дж. Грондина, «практическое понимание», которое можно охарактеризовать как «умение» (Können). Это умение, т.е. практические навыки обращения с вещами, лежат в основе формирования лексических значений.
«Прагматическое» прочтение текста Хайдеггера, предложенное Р. Б. Брандомом также исходит из того, что именно практически обусловленные взаимосвязи «бытия-в» являются отправным пунктом для объяснения того, каким образом происходит формирование значений в речи. Речь, по его мнению, есть экспликация практик с подручным. Язык же как обусловливающий понимание фактор начинает учитываться Хайдеггером там, где рассматривается фактический, повседневный способ бытия Dasein.
Предлагаемые Бертрамом и Деммерлингом решения проблемы конституирования системы предпонимания в хайдеггеровской концепции основываются на ошибочном отождествлении ими языка с речью. У Деммерлинга это происходит имплицитно; Бертрам же прямо пишет, что речь у Хайдеггера стоит понимать как «язык в практике» (Sprache-in-Praxis) В силу этой ошибки данные авторы не могут ответить на ими же самими неверно сформулированные вопросы о том, откуда в системе изначального понимания у Хайдеггера возникает язык и какую роль он играет при первичном конституровании значений. На ней же основываются их упреки Хайдеггеру в том, что он не сумел удовлетворительно проанализировать «пространство понимания» и что ему не удалось продемонстрировать роль языка в манифестации открытости «бытия-в».
(2). Речь и язык. Второй важнейший вопрос, рассматриваемый в хайдеггеровской концепции, касается взаимоотношений речи и языка. Речь, согласно Хайдеггеру, представляет собой не реализацию определенной системы языка (как принято считать в современной лингвистике), а его «экзистенциально-онтологический фундамент». Артикуляция целого неязыковых значений, т.е. значимости, сопровождающая истолковывающее понимание, которое формируется в ходе практики обращения с подручным, впервые дает возможность состояться речи.
Так же, как все конкретные настроения основываются в «настрое» и все способы понимания - в изначальном понимании, так и язык имеет своим истоком речь. «Имеющая настрой (befindliche) понятность бытия-в-мире выражает себя как речь. Целое значений понятности берет слово. К значениям прирастают слова. Но не слова-вещи (Wörterdinge) снабжаются значениями». Язык выражает собой результат речи: «Выговоренность речи вовне есть язык».
Реконструируя генезис языка, Хайдеггер утверждает, что своим происхождением язык обязан тому, что человек, экзистируя, сущностно представляет собой «бытие-в», т.е. как таковой конституирован при помощи настроя, понимания и речи. Изначальную связь речи и языка с бытием человека выявляет определение человека как «сущего, которое говорит». Причем в основе этого определения лежит не способность человека к производству акустических знаков, а то, что его способ существования заключается в открытии мира и самого себя в нем при помощи языка. Язык здесь оказывается экзистенциально «соразмерным Dasein» (daseinsmäßig), хотя при этом важно подчеркнуть, что «Dasein имеет язык», но Dasein есть речь.
Свою роль экзистенциала речь может выполнять благодаря связанности с настроем и пониманием, что отражается в ее структуре. Ее «конститутивными моментами» являются:
«о-чем речи» (das Worüber der Rede), т.е. предмет речи;
«то, что говорится» (das Geredete als solches), т.е. пропозиция;
сообщение (Mitteilung), исток которого коренится в «бытии-с». Сообщение манифестирует изначально коммуникативную природу речи (при этом нельзя путать сообщение в качестве конститутивного момента речи с сообщением как видом высказывания наряду с просьбой, вопросом и т.д.);
выражение (Bekundung), под которым имеется в виду самовыражение (Sich-Aussprechen) Dasein. Причем под самовыражением следует понимать в данном случае не выражение человеком своего внутреннего состояния, которое он имеет в данный момент, а автореференциальность речи, включающую в себя момент отношения к внешнему бытию (Draußensein). То, что экзистенциально выражается в речи как самовыражение, есть определенная форма настроя. Выражение как высказывание настроя проявляется в языке в расстановке ударений, в голосовых модуляциях, в темпе речи и т.д.
Данные компоненты речи следует понимать не как ее эмпирические свойства, а как конституирующие ее экзистенциальную структуру элементы. Взятые в своей совокупности, они дают возможность состояться языку. Поэтому только изучение целостной структуры речи на основе аналитики Dasein позволяет выявить «онтологически-экзистенциальный» фундамент языка. Хайдеггер отмечает, что при практическом функционировании языка некоторые из этих элементов могут быть не выражены, но это не значит, что они в нем отсутствуют. Исследование языка также не может быть успешным, если оно концентрируется на каком-либо одном из выделенных элементов, а не учитывает их все.
Задача комплексного изучения речи как основы языка требует также анализа таких ее экзистенциальных возможностей, как «слушание» и «молчание». Слушание указывает, прежде всего, на связь речи и понимания. Человек есть существо слушающее потому, что он изначально настроен на понимание. Слушание как экзистенциальная возможность речи означает «слушать что-то или кого-то» и выражает «экзистенциальную открытость Dasein как бытия-с другим». Оно также конституирует «способность быть» за счет того, что в процессе слушания человеку открываются не только другие, но и он сам. Поэтому Dasein ведет себя как слушание даже в тех ситуациях, когда рядом нет других людей.
Слушание как экзистенциальную возможность не следует путать с чувственным восприятием акустических сигналов. Конкретное акустическое поведение человека укоренено в изначальном «понимающем слушании». По мнению Хайдеггера, это доказывается тем, что в любом акте слушания слушают прежде всего «о чем», а не «как». Понимание того, «о чем» идет речь является условием возможности любого диалога.
Молчание является второй потенциальной возможностью речи, свидетельствующей о ее сущностной связи с пониманием. Благодаря этой связи человек может дать понять нечто и без слов. Молчание свидетельствует о понимании только тогда, когда тот, от кого ожидается многословие, в соответствующий момент молчит. Поэтому можно сказать, что «только в подлинной беседе (Reden) возможно настоящее молчание». Молчание, как модус говорения, артикулирует понимание и является основой умения слушать. Его не следует путать с немотой, которая имеет, по Хайдеггеру, тенденцию к говорению.
Кульминацией речи является высказывание, которое в своем экзистенциальном модусе бытия выражает результат понимающего истолкования. При этом герменевтическое «как» истолкования, за которым стоит «имение-дела-с», трансформируется в высказывании в «апофантическое» (показывающее) «как», схемой которого является «о чем». Изначальную природу высказывания Хайдеггер определяет как «сообщающе - определяющее показывание». В его структуру входят следующие компоненты: показывание, позволяющее видеть сущее из самого высказывания; предикация, демонстрирующая форму этого показывания; сообщение, т.е. «выговоренность» высказывания, которое дает возможность предоставить результат истолкования другим людям.
«Выговоренность» речи в высказывании фиксирует момент зарождения языка. Хайдеггер подчеркивает, что «только теперь язык становится темой» рассуждений. В системе отношений речь-язык высказывание выполняет двойную функцию: с одной стороны, оно указывает на связь языка с речью. С другой - оно отчуждает язык от речи и превращает его в наличное, в вещь, которую человек имеет в своем распоряжении наряду с другими вещами. Процесс отчуждения языка от речи проявляется в гипостазировании высказывания, в принятии его за исходный элемент при любом последующем истолковании и понимании.
Это изменяет характер самого истолкования: истолкование, в основе которого лежит схема «для того, чтобы», т.е. истолкование, основанное на «осмотрительности» озабоченного обращения с вещами, превращается в истолкование, основывающееся на анализе суждений. Другими словами, «специфические способы» изначального истолкования, непосредственно связанного с ситуацией и с определенным «для чего» вещи, а значит, коренящегося в прагматике действий (которые в большинстве случаев даже не проговариваются), уступают место истолкованию языковых высказываний.
На восприятии высказывания как самостоятельной единицы базируется традиционный анализ языка. Гипостазирование высказывания нередко приводит к тому, что грамматику редуцируют к логике, ограничивающейся исследованием формы суждений и их исчислением. По мнению Хайдеггера, такой подход не позволяет решить вопрос о сущности языка. Для его эффективного анализа не годятся также ни сравнительное языкознание, ни теория языка В. фон Гумбольдта, поскольку они так же, как и логика, не принимают в расчет наличие экзистенциального фундамента языка. Хайдеггер полагает, что только с учетом последнего можно адекватно поставить вопрос о сущности значений в ходе языкового членения всего подлежащего пониманию. «Учение о значении коренится в онтологии Dasein. Его расцвет и гибель зависят от судьбы последней».
Основной вопрос, на который следует найти ответ при исследовании языка, заключается, согласно Хайдеггеру, в следующем: «какой способ бытия вообще присущ языку. Является ли он внутримирно подручным средством или имеет способ бытия Dasein, или он ни то и ни другое? [...] У нас есть языкознание, а бытие сущего, которое является его темой, темно; [...] Философское исследование должно будет отказаться от "философии языка" для того, чтобы спрашивать о самих вещах, и привести себя в состояние понятийно проясненной проблематики».
Критика языка в «Бытии и времени». Речь есть истолковывающее понимание, в ходе которого она осуществляет членение потенциально значимого и подыскивает слова для выражения понятого. Будучи проговоренной, речь становится языком. Фактически речь всегда уже высказала себя, а это означает, что невозможно говорить о том, что человек из состояния, когда у него не было языка, перешел в состояние человека говорящего. Речь и язык находятся, таким образом, не в генетической взаимосвязи, а в онтологической. Речь есть условие возможности языка; язык есть способ существования речи в мире.
Возникнув, язык превращается в наличное сущее, которое, с одной стороны, может использоваться как любое «подручное». Так, он может быть разделен на отдельные «слова-вещи», которые могут стать, например, предметом исследования в лингвистике. С другой стороны, язык сам начинает оказывать влияние на бытие человека в мире. Так же, как настрой, понимание и речь конституируют бытие Dasein как «бытие-в», «толки», «любопытство» и «двусмысленность» характеризуют повседневный способ бытия Dasein, его фактичность.
Толки можно охарактеризовать как «несобственный» модус речи. В данном случае термин «толки» выступает в качестве синонима термина «язык», но выдвигает на первый план его онтический, а не онтологический аспект. Бытие языка в качестве толков состоит в сообщении, которое нацелено на то, чтобы сделать слушателя участником понимания. Особенность понимания в этом случае состоит в том, что оно направлено не на само сущее (что возможно только за счет обращения непосредственно к вещам), а на сказанное о нем. «О-чем речи» и «то, что говорится» почти не различаются в толках.
Поскольку «среднее» понимание ориентируется не на сами вещи, а на мнения о них, то индивидуальность встречи с миром подменяется санкционированными обществом формулами миропонимания. Функционирующий в обществе язык не выполняет больше коммуникативную функцию транслирования непосредственного знания и индивидуального опыта, полученного в ходе прямых контактов субъекта с объектом. Он распространяет типичные варианты интерпретаций вещей и событий, которые отражают опыт социальный, но не имеют непосредственного отношения ни к самим вещам, ни к событиям. Одинаковое понимание «того же самого» различными людьми возникает за счет сходства условий жизни, их «усредненности», т.е. диктуется практикой общественной жизни.
Истинное также дистанцируется от индивидуума в силу того, что предполагаемая истинность сказанного обеспечивается уже самим фактом, что «так говорят». Превращаясь в носителя истины, язык постоянно расширяет сферу своего влияния, функционируя непрерывно во времени и захватывая новые пространства. Интерсубъективная система языка укрепляет свою власть за счет превращения общепринятого в общезначимое и объективное. Языковой тоталитаризм сопровождается тенденцией к «сокрытию» внутримирного, включая собственное Dasein человека. Эта свойственная языку тенденция усиливается за счет того, что благодаря ему все кажется понятным и поэтому исчезают стимулы к перепроверке распространяемых им мнений.
Ситуацию обусловленности повседневного бытия человека языком Хайдеггер рассматривает как нормальную и неизбежную. Даже подлинное понимание возможно только на основе того, что человек уже «брошен» в мир, структурированный и открытый языком. Предструктура понимания образует фундамент всякого познания и может рассматриваться поэтому в качестве трансцендентального феномена.
С точки зрения онтологии, Dasein как «бытие-в» сохраняет свою сущность также и в модусе фактичности. Это означает, что ему открыты и мир, и другие, и он сам. Однако формируемое языком Dasein, утрачивает первичные, исходно-аутентичные связи с миром, с «бытием-с», а также с самим собой как «прозрачностью». Благодаря языку оно оказывается «неукорененным» в мире. Задача человека состоит в том, чтобы осознать это состояние и построить свою жизнь, исходя из этого знания.
Любопытство Хайдеггер характеризует как второй повседневный модус бытия Dasein, экзистенциальным коррелятом которого является настрой. Хотя сущность любопытства выражает желание увидеть что-то, Хайдеггер не связывает его исключительно со зрением, а дефинирует его как своеобразное «внимающее допущение встречности мира». Любопытство связано с «неподлинным» пониманием, им руководят толки, которые определяют, на что следует обратить внимание. Основная черта любопытства - его экстенсивный характер, заставляющий человека переключаться с одного на другое. Его цель - не познание, а самозабвение и самоуспокоение. Важнейшими его свойствами являются: «непребывание» при ближайшем (Unverweilen), «развлечение» (Zerstreuung) и «безместность» (Aufenhaltslosigkeit).
Толки и любопытство конституируют двусмысленность, которая характеризует обыденное понимание. Двусмысленность вызывается сложностями определения того, что в толках относится к истинному пониманию, а что к досужему мнению. Она возникает из-за «неукорененности» понимания, его отчужденности от понимаемого сущего и распространяется на понимание мира, других и себя.
Толки, любопытство и двусмысленность вызывают «падение» Dasein в его повседневности, основной чертой которого является потерянность человека в публичности усредненного «das Man». Падение характеризуется через соблазн, успокоение, отчуждение и запутанность. При этом о падении можно говорить только потому, что оно является несобственным модусом «умения быть» в мире, а значит сущностно связано с «понимающе-настроенным» «бытием-в».

Феномен языка в философии и лингвистике. Учебное пособие Фефилов Александр Иванович

4.5. Мартин Хайдеггер (1889–1976). Бытие языка и язык бытия. Отсылочная функция слов

Видный представитель заподноевропейской философии ХХ века. Родился в Месскирхе в бедной семье, в которой о школьном гимназическом и тем более академическом образовании и не помышляли. Судьба распорядилась иначе. Он прошел путь от ученика церковноприходской школы до доктора наук за одиннадцать лет, а в сорок четыре года стал ректором Фрейбургского университета. Отношение ученого мира к личности М. Хайдеггера и его философии далеко неоднозначное. Некоторые считают стиль изложения в его работах эзотерическим, а само философское содержание слишком оригинальным и непонятным. В Германии он слыл провинциальным философом патриархального уклада, но за пределами родины был признан как крупнейший философ своего времени. Его научный ум развивался в движении от признания какого-либо философского течения, до отказа от него. Сначала он принимает теологическое учение, потом отвергает его; далее переходит на почву феноменологии, но покидает и её; углубляется в историю философии и метафизики, но не задерживается и там долго – «преодолевает» ее. Его перу принадлежит огромное количество опубликованных работ – около 100 томов. Философское наследие М. Хайдеггера еще предстоит изучать молодому поколению философов. Интерпретации его идей часто не совпадают, да они и не могут быть однозначными. Человек, изучивший тонкости средневековой герменевтики, владеет в совершенстве искусством иносказательности. Его философская библия имеет множество прочтений. И в этом сила и неисчерпаемость его учения.

Основные труды и источники:

Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления: Пер. с нем. – М., 1993. – 447 с.

Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге: Пер. с нем. / Под ред. А. Л. Доброхотова. – М., 1991. – 192 с.

Heidegger M. Unterwegs zur Sprache. Verlag G?nter Neske. – T?bingen, 1960. – 270 S.

Heidegger M. Sein und Zeit. 18.Aufl. – T?bingen, 2001. – 445 S.

Основные лингвофилософские взгляды:

1. Язык – дом бытия (“Haus des Seins ist die Sprache”).

В языке находит свое отображение действительность. Бытие сосуществует в языке, является его копией.

2. Бытие языка – это язык бытия (= бытие как язык). Бытие разговаривает с нами посредством языка.

Когда М. Хайдеггер утверждает, что бытие языка – это язык бытия, он тем самым отождествляет язык и бытие. Говорящий язык – это говорящее бытие. Бытие разговаривает с нами посредством языка. Бытие подсказывает нам, что говорить. Отсюда, мы говорим на языке бытия, или в нас на нашем языке говорит с нами бытие.

3. Мы находимся в мире, который в свою очередь находится в нас самих.

Поскольку бытие – это и есть язык, то бытие находится в нас. Человек есть часть бытия и, чтобы жить в согласии с ним, он создает в себе вторичное бытие. Это и есть сознание.

4. Человек – знак бессмысленный (= не мыслящий творчески). Человек не мыслит постольку, поскольку пользуется уже готовыми, чужими мыслями. У человека памятливое мышление о помысленном.

М. Хайдеггер декларирует, что человек еще не может мыслить, а лишь должен учиться этому. Главный тезис – человек не мыслит по-настоящему, так как пользуется уже готовыми, чужими мыслями. В голове человека существует множество чужих мыслей.

Человек вспоминает, что сказали другие, для того чтобы воспроизвести более точно ими сказанное. Это не мышление, это работа памяти, или воспроизведение. Мы пользуемся продуктами чужого сознания. Можно сказать – своя мысль не памятлива, она не воспроизводится, а производится, создается заново в творческом акте соотношения понятий друг с другом. Сам М. Хайдеггер говорит на эту тему так: “Память мыслит о помысленном”. “Память, собранное воспоминание о том, что требует осмысления”. Это своего рода переосмысление чужой или своей мысли, которая хранится в памяти.

Вслед за поэтом Гельдерлином, М. Хайдеггер заявляет, что человек – знак бессмысленный, т. е. “мы еще не мыслим”.

5. Следует различать два типа мышления – “вычисляющее мышление и осмысляющее раздумье”.

“Вычисляющее мышление – это не осмысляющее мышление, оно не способно подумать о смысле, царящем во всем, что есть”. Отсюда, человек – знак бессмысленный (= не мыслящий творчески). Осмысляющее раздумье “имеет дело с обдумыванием, соображением, конструированием, определением”.

Понятие “мышление” М. Хайдеггер сводит к этимологическому смыслу немецкого глагола denken (думать), когда заявляет, что “мы мыслим еще не в собственном смысле слова”, т. е. не мыслим по-настоящему, а всего лишь воспринимаем. Дело в том, что немецкий глагол denken восходит исторически к слову Ding (вещь). Можно предположить, что человек мыслит пока еще предметно, “вещно”, т. е. конкретно, но ему следует научиться мыслить абстрактно (ср. в этой связи русское “мыслить” этимологически родственно слову “смысл” (мыслить, думать = высказывать смысл)).

6. Человек находится в плену мыслящего и говорящего языка.

Согласно М. Хайдеггеру, язык наделен мыслью, он не объект и не инструмент по отношению к человеку. Человек находится в распоряжении языка. Язык использует человека, заставляет его “говорить на нем”.

В противовес тривиальному мнению о подчиненной человеку инструментальной функции языка он говорит о мыслящем языке. Это означает, что говорящий человек не может выйти за пределы языка, он подчиняется логике языкового мышления.

Когда М. Хайдеггер утверждает, что “мы слышим, как язык – говорит; язык говорит, поскольку весь он – сказ, т. е. показ”, он хочет обратить наше внимание на положение человека-субъекта по отношению к языку. Это положение зависимое. Даже, не смотря на то, что язык во мне и для меня, что я усвоил этот язык, т. е. сделал его своим, что я применяю его для выражения своих мыслей и для осмысления вещного мира, язык не подвластен мне. Наоборот, язык властвует надо мной. Он говорит во мне, осуществляет свой сказ или показ независимо от меня, он сообщает больше, чем я хочу сказать. Я вынужден прислушиваться к нему, чтобы понять, чтобы догадаться, что мой язык сказал дополнительно.

7. Философия М. Хайдеггера строится на триаде отношений: (1) “Человек – Язык”, (2) “Человек – Вещь”, (3) “Язык – Вещь”.

Из философских текстов М. Хайдеггера вычитывается идея, что вещь заключает в себе мир, а мир в свою очередь охватывает эту вещь, показывает ее.

Вещь удерживает в памяти свое пространство и то пространство, в которое она помещена. В свою очередь вещное пространство как достояние мысли высвечивает то место, которое занимает данная вещь в этом пространстве, показывает ее нишу. Вещь в пространстве и пространство в вещи как раз и являются тем знаком мира, о котором идет речь, в том плане, что они означивают мысль, наполняя ее предметным и локальным содержанием. Таким образом, вещь заключает в себе мир, а мир в свою очередь охватывает эту вещь, показывает ее. Вещь во внешнем мире и вещь в себе является маркером, показом мира.

Характер взаимодействия вещей между собой и с миром в целом автор определяет как противостояние.

Более тесное единство обнаруживает первое бинарное отношение триады.

8. Мысль самораскрывается в языке.

Язык, хотя и выражает, но ничего сказать не может. Он лишь приводит в движение (связывает) вещи, актуализирует мир вещей и вещи в мире. Язык лишь заставляет “говорить” нас, вещи и мир. Вещи и мир в своем разделении и единстве, противопоставляясь и соединяясь, могут сказать или сообщить что-то, т. к. приведенные в динамическое состояние, они начинают что-то означать. Это что-то и есть наша живая, разворачивающаяся изнутри, самораскрывающаяся и осознаваемая извне мысль.

9. Осмысленный, оснащенный идеями мир, говорит с человеком на его языке.

Можно пойти дальше. Язык мыслит, так как в нем заложены мысли. Как только мы соприкасаемся с ним, он заставляет нас размышлять. Вещь говорит, сообщает, потому что на ней лежит печать нашего мышления. Мир говорит постольку, поскольку человек осмыслил его, придал ему смысл.

10. Проговариваемое, разрушаемое слово – умирающее слово.

Говорящее слово, т. е. слово, которое говорит (озвучивается и исчезает, умирает) ср. “Das sterbliche Wort spricht”, оно воспринимается, развертывается в многообразии своих смыслов, ср. “in einem mehrfaltigen Sinne ent-spricht”.

11. Отзвучавшее слово – причина пробуждения мысли.

Процесс слушания вызывает эхо говорения, или собственного сказывания (“h?lt mit dem eigenen Sagen an sich”). Слушание – это не только последовательное восприятие говоримого (“nachh?ren”), или прослушивание, это также слышание еще не сказанного, не озвученного. Это своего рода слушание с предсказыванием (“Vorh?ren”). Это “забегание вперед” (“das Zuvorkommen”) в слушании позволяет человеку находиться, “жить” (“wohnen”) в говорящем языке, т. е. следовать языковому раскрытию разделения и единения мира и вещей. В. Гумбольдт говорил в свое время: “Jedes Ausgesprochene bildet das Unausgesprochene, oder bereitet es vor” – Произнесенное порождает невысказанное или подготавливает его. Иначе – одно речевое высказывание обусловливает возможное появление другого речевого высказывания.

Озвученное слово приводит в движение всю систему языка. Человек говорит постольку, поскольку следует языку, “соответствует ему” (“der Sprache entspricht”). Со-ответ -ствие – это слушание, ср. “Das Entsprechen ist H?ren”. Иначе – проговоренное (сказанное) есть слышимое.

12. Слово – показ отношения между мыслью и бытием.

Говоря о сущности языка, М. Хайдеггер утверждает: “Лишь имеющееся в распоряжении слово наделяет вещь бытием”. Бытие вещи обнаруживается, является для нас, когда произносится соответствующее слово. Таким образом, слово “являет” вещь, делает ее объектом нашего мышления.

13. Слово не бытийно, но бытийна замещаемая им вещь.

Согласно Хайдеггеру, слово не имеет бытия. По-видимому, бытийность слова составляет то, что оно обозначает. Эту бытийность Хайдеггер связывает с вещью (“Ding”). Само слово для нашего мышления не бытийно, ибо не оно, а замещаемая им вещь, выступает объектом нашего восприятия и обдумывания.

Слово не бытийно. Оно со-бытийно (не в том смысле, что выражает событие, а в том, что с бытием оно связано через “со-бытие?”, т. е. через сознание. Иначе говоря, слово соотносится с действительностью через концептуальную, понятийную систему).

14. Слово – средство иносказания.

М. Хайдеггер связывает “небытийность” слова скорее всего с тем, что слово, называя вещи бытия и их отношения, обозначает что-то другое (Anderes), то, что за этими вещами кроется. А за вещами и их отношениями скрываются идеи . Не сами по себе, а в языковой объективации и речевом представлении. Слово выводит на них. Так, например, поэт прибегает к словам не для того, чтобы назвать и обозначить предметную бытийность, а для того, чтобы выразить на их базе свои собственные мысли, свои оригинальные идеи по отношению к участникам этого бытия. Это своего рода иносказание . Поэт, говоря теми же словами, что и мы с Вами, выражает нечто иное. Он покидает вещный мир и движется к идее, приближая к ней и нас с Вами.

15. Слушание – эхо говорения.

Слушая, мы воспринимаем тон речи и понимаем не только то, о чем говорится, но и то, как говорится. Ответная речь строится не только с учетом того, о чем говорится. Она строится на общем понимании совместного бытия. Слушание, понимание и речь взаимообусловлены совместным существованием, нахождением в едином бытийном пространстве.

М. Хайдеггер вводит понятие прислушивания (Horchen). Конечно, можно слушать, но не слышать. Можно услышать, но не прислушаться. Согласно автору, прислушаться – не просто принять к сведению услышанное, но отчасти и руководствоваться им.

16. Понимание – это предположение в сказанном того же самого.

Эксистенциально-онтологическим фундаментом языка является речь. Речь есть артикуляция понимаемости (Verst?ndlichkeit). Как вытекает из рассуждений автора, речь строится на понимании окружающего мира – бытия (Sein), которому принадлежит событие? (Mitsein) и совместное бытие (Miteinandersein). Совместное бытие предполагает речевое общение в виде согласия, отказа, требования, предупреждения. К типам общения относятся беседа (Aussprache), ответ (R?cksprache), ходатайство (F?rsprache), показание (ср. Aussage machen), выступление (ср. Rede halten). Речь всегда – речь о чем-то (wor?ber). Это то, что обсуждается; то, что сказывается. Речь о чем-то является одновременно самовыражением (Sichaussprechen). Самовыражается «здесь-бытие» (Dasein), ядром которого является говорящий человек. Определения языка следует выводить как раз из человеческого здесь-бытия.

Речь как говорение включает в себя в качестве структурных элементов слушание и молчание . Со слушанием напрямую связано понимание. В основе речи лежит озвучивание (Verlautbarung), в основе слушания – акустическое восприятие. Наличное здесь-бытие слышит только потому, что понимает . Неотъемлемой частью бытия является понимаемость.

Понимают сказанное потому, что предполагают в сказанном «то же самое» (dasselbe). Часто, то, что должно быть сообщено, раскрывается в последующей и дальнейшей речи (Nachreden). Предшествующая, дальнейшая и последующая речь в совокупности и образуют то, что называется разговором или обсуждением (Gerede). Обсуждение чего-либо – это возможность понять все без предварительного усвоения сути дела.

17. М. Хайдеггер не говорит о языке как системе, но связывает понятие языка с особым свойством знаковости – отсылочностью (Verweisung).

Знаки сами по себе являются предметами, основное предназначение которых заключается в показе. Они указывают на другие предметы, на их свойства, качества и выполняют тем самым отсылочную функцию.

Полиграмма обсуждаемых проблем (по М. Хайдеггеру)

Из книги Хайдеггер и восточная философия: поиски взаимодополнительности культур автора Корнеев Михаил Яковлевич

Глава 5 Мартин Хайдеггер и буддизм дальневосточной Махаяны (К.Ю. Солонин) §1. Некоторые основоположения Данная работа является сугубо предварительной и базируется на нескольких основоположениях, которые нуждаются в дополнительной проработке:1. Буддийская мысль и, шире,

Из книги Мой путь в феноменологию автора Хайдеггер Мартин

Из книги Что значит мыслить? автора Хайдеггер Мартин

Мартин Хайдеггер Что значит мыслить? Мы попадаем в то, что называют мышлением, когда мыслим сами. Чтобы нам это удалось, мы должны быть готовы учиться мыслить.Как только мы принимаемся за это учение, мы сразу понимаем, что мыслить мы не можем. Но все же человека считают, и по

Из книги Философ на краю Вселенной. НФ–философия, или Голливуд идет на помощь: философские проблемы в научно–фантастических фильмах автора Роулендс Марк

30. Хайдеггер, Мартин Немецкий философ двадцатого столетия. Никогда и ни в чем не упускал своей выгоды. По существу поддержал Гитлера и нацизм в своем выступлении в 1933 году, после чего был назначен ректором Фрайбургского университета (простое совпадение, я полагаю).

Из книги 100 великих мыслителей автора Мусский Игорь Анатольевич

МАРТИН ХАЙДЕГГЕР (1889–1978) Немецкий философ, один из основоположников немецкого экзистенциализма. Развил учение о бытии («фундаментальная онтология»), в основе которого противопоставление подлинного существования (экзистенции) и мира повседневности, обыденности;

Из книги Искусство и пространство автора Хайдеггер Мартин

Мартин Хайдеггер Искусство и пространство Когда много думаешь сам, обнаруживаешь, что в языке заключено много мудрости. Едва ли вероятно, что мы сами всё вкладываем в него; в нем действительно скрыта немалая мудрость, как и в пословицах. Г. Хр. Лихтенберг Но чем-то великим

Из книги О сущности истины автора Хайдеггер Мартин

Мартин Хайдеггер О сущности истины О сущности истины пойдет речь. Для вопроса об истине безразлично, идет ли речь в том или ином случае об истине практического, жизненного опыта или экономического расчета; это может быть истина технического порядка или истина,

Из книги Пять главных рубрик в мысли Ницше автора Хайдеггер Мартин

Из книги Преодоление метафизики автора Хайдеггер Мартин

Мартин Хайдеггер Преодоление метафизики I. Что значит "преодоление метафизики"? Бытийно-историческая мысль применяет это обозначение лишь как вспомогательное для того, чтобы вообще сделать себя понятной. По существу оно дает повод для многих недоразумений; ибо оно не

Из книги Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963 автора Хайдеггер Мартин

Из книги 25 ключевых книг по философии автора Хесс Реми

Мартин Хайдеггер 1889–1976Бытие и время1927Автор Бытия и времени является одним из тех философов XX века, вокруг которых было больше всего споров. Дело в том, что с 1933 года он примкнул к национал-социалистической партии. На долгое время Хайдеггер останется отправной точкой

Из книги Философское ориентирование в мире автора Ясперс Карл Теодор

Всеобщие, формальные понятия бытия (бытие-объектом, бытие-Я, в-себе-бытие) Бытие, как постигнутое, становится тут же определенным бытием. Поэтому в ответ на вопрос, что есть бытие, нам представляются различные виды бытия (vielerlei Sein): эмпирически действительное в пространстве

Из книги Основные понятия метафизики. Мир – Конечность – Одиночество автора Хайдеггер Мартин

§17. Предварительная характеристика феномена настроения: настроение как основной способ (мелодия) вот-бытия; как то, что наделяет вот-бытие постоянством и возможностью. Пробуждение настроения как схватывание вот-бытия как вот-бытия Человека, с которым мы вместе,

МАРТИН ХАЙДЕГГЕР: ЯЗЫК И ВРЕМЯ

Мартин Хайдеггер, видный представитель западноевропейской философии XX века, столетие со дня рождения которого отмечалось в сентябре 1989 года, оставил большое наследие: оно составляет, включая его посмертно вышедшие работы, около 100 томов.

Дать его творческий портрет, который запечатлел бы его образ как мыслителя, а также осветить путь создания оригинального (в представлении одних — высокого и глубокого, в представлении других — обыденного учения) весьма трудно. Учение Хайдеггера испытало взлеты и подверглось жестоким нападкам. Никакая другая философия в XX веке не получила столько самых противоположных оценок со стороны профессиональных философов и интересующейся философией общественности, как мышление фрайбургского ученого, умершего в 1976 году. В сборник воспоминаний о Мартине Хайдеггере 1 вошли статьи немецких, французских, китайских, японских и американских авторов. В его создании участвовали профессора, пасторы и журналисты, которые сообщали о своих встречах с немецким философом. Идеи Хайдеггера глубоко проникли также в научную сферу в Швейцарии (медицина) и в Англии (языково-аналитическая философская школа). В споре философов о личности Хайдеггера к нерешенным загадкам относится тот факт, что в то время, когда в Германии его иногда представляли провинциальным философом патриархального уклада, за ее пределами он завоевал большой авторитет. С ним поддерживали дружеские связи современные писатели, художники. Писали о нем и многие индийские философы. В Советском Союзе интерес к философии Хайдеггера стал особенно заметен в 50-х годах после перевода его работы «Что же такое философия?» и некоторых других. Этот интерес поддерживается в настоящее время выпуском книг и статей о Хайдеггере, переводом его работ на русский язык. В чем же состоит притягательная сила хайдеггеровской ·философии?

1 Erinnerungen an Martin Heidegger . Pfullingen , 1977

Хайдеггер представляет свою философию как фундаментальную, изначальную. При этом он предпринимает широко задуманную попытку всеобъемлющей критики западноевропейской метафизики. Мировую известность Хайдеггер получил благодаря появившемуся в 1927 году произведению «Бытие и время») Это произведение очерчивает тот отрезок его пути, который дает ему видение прошлого, настоящего и будущего, когда он задает вопрос: где мы и на чем стоим? (Wo stehen wir ?)

Мартин Хайдеггер родился 26 сентября 1889 года в семье ремесленника и был воспитан в католической вере. Три года он посещал иезуитскую школу в Констанце, затем учился в гимназии во Фрайбурге. Уже в раннем возрасте Хайдеггер проявил большое прилежание и усердие в приобретении знаний, особенно в изучении греческого и латинского языков. В 1909 году он поступил во фрайбургский университет в Брейсгау. В соответствии с желанием семьи, а также согласно собственному первоначальному намерению стать священником, сначала в течение четырех семестров он изучал католическую теологию. Но глубокий интерес не только к гуманитарным, но и к естественным наукам заставил его прервать изучение теологии и обратиться к философии. Одновременно Хайдеггер посещал лекции и сдавал экзамены по истории. Усердно занимаясь математикой и физикой, он стремился к приобретению новейших знаний, в особенности в области теории относительности.

Формирование мировоззрения Хайдеггера шло сложным путем. С одной стороны, существенную роль играл процесс накопления знаний из области естественных наук; с другой стороны, его мышление сохранило отпечаток сильного воздействия католической неосхоластики, опирающейся на средневековые интерпретации учения Аристотеля. На ранние работы Хайдеггера 1 оказал большое влияние Г. Риккерт (1863-1936), основавший вместе с В. Виндельбандом одну из школ неокантианства. В. Д. Гудопп в своей книге «Молодой Хайдеггер» (1983) характеризует позицию молодого студента-философа как прогрессивную, называя его знаменосцем мате-

1 1. Das Realitätsproblem in der modernen Philosophie. 1912. M. Heidegger, Gesamtausgabe, Bd. I, hrsg. von F.—W. von Nerrmann, Frankfurt am Main, 1978.

2. Neuere Forschungen über Logik. 1912.

3. Die Lehre vom Urteil im Psychologismus. 1914.

4. Die Kategorien — und Bedeutungslehre des Duns Scotus.

1916.

5. Der Zeitbegriff in der Geschichtswissenschaft. 1916.

риализма. Вопреки самым влиятельным направлениям официальной философии в Германии своего времени, Хайдеггер защищал позицию теоретико-познавательного реализма: вне нашего сознания имеется объективная реальность, и она познаваема. Он пытается увидеть связь философской теории познания с развитием естественных наук и устранить имеющиеся между ними противоречия. В этой связи он одобрительно цитирует О. Кюльпе: «Только тот, кто верит в определяемость реальной природы, приложит свои силы для ее познания» 1 .

В то же время Гудопп высказывает мнение, что, хотя было бы неправильным игнорировать открыто защищаемую прогрессивную позицию молодого Хайдеггера, все-таки было бы опрометчиво абсолютизировать указанную тенденцию в развитии его мировоззрения. Здесь необходим более внимательный подход, в связи с чем возникает вопрос о характере «критического реализма», к которому Хайдеггер считал себя причастным.

Для мировоззрения Хайдеггера определяющими были также дальнейшие философские связи. Речь идет о широко понимаемом направлении, представителями которого были философ и психолог О. Кюльпе, философ и психолог Э. Бэхер, историк и психолог А. Мессер. Интересовался Хайдеггер и работами своего современника Е. Ласка, пытавшегося дать новое обоснование метафизики. Наиболее сильное влияние из названных представителей этого течения оказал на Хайдеггера Освальд Кюльпе.

В то время во Фрайбургском университете разгорелась дискуссия между психологами и логиками, мимо которой не прошел и Хайдеггер. Именно гносеологическое направление Кюльпе в рамках «критического реализма», соответствовавшее общему характеру западноевропейской философии с преобладанием в ней неокантианства и неопозитивизма, и нашло отражение в развернувшейся университетской дискуссии. Гудопп замечает, что сочинение Хайдеггера, в котором он дает свое понимание реальности, кажется на первый взгляд очень близким к тем положениям, которые развивал В. И. Ленин в своей книге «Материализм и эмпириокритицизм». Можно предположить, что Хайдеггер был знаком с этой работой В. И. Ленина, но прямых доказательств этому нет. Хайдеггер писал: «Вероятно, фактическое, данное и образует материальную основу нашего мышления через проявившуюся

1 Külpe О . Erkenntnistheorie und Naturwissenschaft. Leipzig , 1910. S . 38.

в нем реальность. И определение мышления, а не только реальности, как явления есть цель науки»

Исследование по проблемам реальности Хайдеггер написал в 1912 году. В том же году он опубликовал работу «Новейшие исследования по логике». Хотя в этой работе Хайдеггер рассматривает различные направления в области логики, в центре его внимания находится Э, Гуссерль, учение которого занимает важное место, когда*мы обращаемся к истокам философии Хайдеггера. На данном этапе оно было важно для преодоления им психологизма. Продолжая работу над этой темой, Хайдеггер закончил в 1914 году во Фрайбурге свою диссертацию на тему «Учение о суждении в психологизме» 2 .

Уже в работе «Учение о суждении в психологизме» становится отчетливо видно основное русло развития мировоззрения Хайдеггера. Такие понятия, как бытие, смысл, сущность, предмет, предметность, объект, познание, значение, значимость и другие, позднее войдут в философский язык Хайдеггера, получив герменевтическое значение.

Из критически рассмотренных психологических учений наибольшее влияние на Хайдеггера оказало учение Ф. Брентано (1838—1917), основателя психологии как учения о психических феноменах (представлениях, суждениях и душевных переживаниях). Отличительным признаком психического Брентано считает интенциональность, свойство сознания быть направленным на некий объект, не нуждающийся, впрочем, в реальном существовании. У раннего Брентано все предметы интенционального аспекта существуют таким образом, что происходит своеобразное удвоение мира,— концепция, которую приняли почти все его ученики, в том числе и Э. Гуссерль. Согласно этой концепции каждый психический феномен содержит в себе нечто как объект: в представлении нечто представлено, в высказывании нечто высказано, в любви — любовь, в ненависти — ненависть и т. д. Именно это понятие интенциональности оказалось важным для дальнейшего развития воззрений Хайдеггера. Характерные для Брентано тавтологические фразы были также заимствованы и преобразованы Хайдеггером.

Исследование вопроса о том, какое место занимает «смысл», его «действительная форма» в сфере сущего, Хайдеггер продолжает в своей докторской диссертации «Учение

1 Heidegger М . Gesamtausgabe. Frankfurt am Main. 1978. S. 10.

2 Heidegger M. Die Lehre vom Urteil im Psychologismus. Leipzig , 1914.

Дунса Скотта о категориях и значении» (1915). Здесь он ставит вопрос о смысле сущего (ens). Теология и метафизика средневековья — это очень существенный источник философских воззрений Хайдеггера вообще и его воззрений по проблемам языка в частности. Рассматривая спекулятивную грамматику средневекового трактата, Хайдеггер развивает идею «чистой грамматики». Он ставит вопрос о связи предмета, значения и знака и приходит к постановке проблемы более широкого плана, к «учению о категориях». Категория значения слова — одна из основных в учении раннего Хайдеггера, и роль этой категории в его философии позднее не только не уменьшится, но и станет определяющей.

К этому же периоду относится работа Хайдеггера «Понятие времени в исторической науке» (1916). Подобно тому, как в логике Хайдеггер с позиций антипсихологизма хотел освободить логическую форму от реального содержания, в истории философии он пытался отделить реальный ход истории от философского содержания, выделить чисто философское. Известно, что понятие времени является одним из основных понятий хайдеггеровской философии. Он вводит время как принцип интерпретации и характеризует его как горизонт всякого понимания бытия, а вместе с тем и понимания человека.

В работах раннего периода Хайдеггер приходит к выводу, что «остается открытым только один путь-это наиболее точное описание того, что означает слово «смысл». Описав разные ситуации употребления этого слова (например: отказ от не имеющего смысла предприятия, суждение о глубоком смысле произведения искусства, о подарке, который преподносится юбиляру с определенным смыслом, о прямой линии, которая заключает в себе определенный смысл с точки зрения математика), Хайдеггер, оставаясь здесь в рамках рационального мышления, утверждает, что «о смысле можно каждый раз говорить только тогда, когда мы имеем дело с обдумыванием, соображением, конструированием, определением. Смысл находится в тесной связи с тем, что мы в самом общем смысле называем мышлением, причем под мышлением мы понимаем не представление в широком смысле этого слова, а мышление, которое может быть правильным или неправильным, истинным или ложным. Каждому суждению имманентно присущ определенный смысл. Форма, в которой смысл выступает в действительности — это значимость, т. е. форма процесса суждения» 2 .

1 Heidegger М . Die Lehre vom Urteil im Psychologismus.

2 Ibid . S . 96.

Итак, Хайдеггер утверждает, что смысл олицетворяет логическое и ставит вопрос о «структуре смысла». При этом намечается то направление, которое постепенно формируется в его учении как герменевтический анализ, а в конечном счете как герменевтика — философский метод исследования. При обосновании этого метода Хайдеггер вновь обращается к творчеству своего учителя Э. Гуссерля, ассистентом которого он был в 1919 году во Фрайбургском университете, куда он вернулся после участия в первой мировой войне.

В феноменологии Гуссерля большую роль играет теория языка, "которая и по сей день привлекает к себе внимание изучающих его философию. Феноменологический метод является основой для теории значения в логике и языке. От сложного сплетения двух моментов — сверхчувственного и эмоционального — и протягиваются нити к учению Хайдеггера в целом, к его учению о языке в частности. Конечно, Хайдеггер по-своему применил выводы своего учителя. Гуссерль ставил себе целью исследование вопроса об идеальных условиях вообще, которые необходимы для того, чтобы стала возможной наука и теория как таковая. Им решается задача, состоящая в определении и фиксации чистых категорий в значении предметности. Речь идет о реальной предметности, как ее понимает интенциональная теория. С гуссерлевской категорией интенциональности созвучно понятие трансценденции, которое является одним из исходных понятий хайдеггеровской философии. Искусственные абстракции Гуссерля сливаются со сферой подсознательного. Именно здесь находит Хайдеггер то, что он принимает в свое будущее учение, то, чего нельзя постигнуть ни чувствами, ни разумом. Особенно привлекательной для Хайдеггера оказалась идея, что древний мир и средневековье были ближе к познанию существенной структуры вещей. Принцип Гуссерля «Назад к сущности!» является для Хайдеггера тем отправным пунктом, с которого позднее он начал свои поиски «бытия сущего». Как для Гуссерля, так и для Хайдеггера характерно то, что поиски сущности сводились в конечном счете к интерпретации значения.

Для Гуссерля было важно проникнуть к самим вещам и благодаря этому видеть и понимать данное без всяких предпосылок. Эта данность характеризуется как феномен, как непосредственно обнаруживающееся. Феноменологический метод и состоит в показе и объяснении того, что дано. Предметом феноменологической философии являются сущностные связи; ее метод — это описание сущности. Для нее речь идет не просто о чувственном и опытном видении, а о постижении, сущности себя-показывающего (sich - Zeigenden ). Но эта сущ-

ность в большинстве случаев скрыта и должна раскрываться герменевтически. Такая цель реализуется Хайдеггером в его фундаментальной онтологии, которая изложена в его основном труде «Бытие и время» (1927).

Своей задачей Хайдеггер ставит по-новому обосновать учение о бытии и сущем, о смысле бытия. Как решает Хайдеггер эту программную задачу, каким инструментарием он при этом пользуется?

В философии Хайдеггера большое место занимает проблема языка; она существенно определяет характер его учения в целом. Дело не только в том, что он, как и многие представители других направлений философии, широко использует лингвистическую проблематику, обращаясь к тем или иным фактам и выводам из анализа естественных языков и науки о языке. Связь с языковой проблематикой носит в данном случае еще более глубокий характер. Оригинальность усилий Хайдеггера состоит в том, что, разрабатывая свое философское учение, он создает своеобразную концепцию языка и речи. Понимая, какое большое значение имеют категории для обоснования философского мировоззрения, он доводит до логического конца свои выводы по проблемам языка и достигает виртуозности в разработке «словесной техники» для защиты своих взглядов. При ознакомлении с работами Хайдеггера читатель сразу же попадает в плен его сложной, подчас чрезвычайно запутанной терминологии, которая представляет большую трудность не только для тех, кто стоит перед необходимостью поиска соответствующих эквивалентов в родном языке. С трудностью сталкиваются и те, для кого немецкий язык является родным. В любом случае очевидно, что мы имеем дело с философским языком, созданным им самим.

Что же это такое — «хайдеггеровский язык», каковы его характерные черты и можно ли установить какие-либо закономерности образования создаваемых им конструкций и правила их расшифровки? Без решения этих вопросов нельзя дать всесторонней оценки философии Хайдеггера. Используя разные аспекты теории и практики языка, он не дает в каждом случае специальных разъяснений относительно авторских неологизмов и правил построения языковых конструкций.

Философский язык Хайдеггера выступает как способ корректировки, уточнения понятий, соответствующих значениям слов современного языка. Этому и служит принцип так называемой деструкции. Кроме того, при создании своего философского языка Хайдеггер стремится к реконструкции философских понятий. Основную роль при этом играет его толкование категории значения слова. Освободившись от привычных

представлений, привычных сочетаний слов и их отдельных компонентов, что отвечает требованиям «деструкции», Хайдеггер получает возможность свободно и во многих случаях весьма произвольно оперировать словосочетаниями, словами и словообразовательными элементами немецкого языка. В результате возникают конструкции, которые даже самыми некритичными из его учеников характеризуются как рискованные.

При чтении хайдеггеровских работ трудность для понимания составляют не только новообразования, но и коренные слова немецкого языка в тех случаях, когда автор придает им особый смысл.

Приступая к созданию новых языковых конструкций для изложения своего учения, Хайдеггер очищает себе путь от традиционных понятий и выражающих их терминов, которые, по его мнению, утратили всякую ценность из-за отсутствия подлинного смысла. Сюда он относит в первую очередь такие понятия, как «субъект», «познание», «техника», «действительность», «дух», «личность», «жизнь», «отражение», «противоречие» и т. д. Он пытается также исключить из своего научного лексикона все слова, имеющие какое-либо отношение к средствам массовой коммуникации: «газета», «радио», «фильм», «пресса» и т. п. Этот факт объясняется особым отношением Хайдеггера к технике. Слова, характеризующие технический прогресс, в его концепции не относятся к подлинному языку, а являются изделием человеческих рук, результатом рационального мышления. Слово « Technik » он заменяет им самим сконструированным словом « Gestell ». На наш взгляд, предлагаемое для перевода слово «постав» не облегчает понимания, хотя оно связано с глаголом stellen — ставить. Но ведь Хайдеггер подчеркивает глагол her - steilen , когда он объясняет этот неологизм.

Важно отметить, что как «пустое» характеризуется и слово «человек», обозначающее целый комплекс понятий, поскольку оно относится к самым различным сферам научных знаний — истории, физиологии, психологии и др. В соответствии со своей концепцией языкового мышления Хайдеггер вынужден искать и конструировать заменители для многих терминов, которые он исключил из своей «фундаментальной онтологии». Это в первую очередь относится к понятию «человек» ( Mensch ), которое он заменяет словом Dasein (бытие, существование, наличное бытие).

В философии Хайдеггера Dasein приобрело новое значение. Бытие человека, поскольку оно для нашего сознания является самым доступным и близким, путем герменевтического анализа используется для раскрытия присутствующих

в человеческом существовании сущности и смысла бытия. В языковом корпусе, тщательно разработанном Хайдеггером, Dasein занимает центральное место.

Для понимания функционирования философского языка Хайдеггера необходимо обратить внимание также на его семантико-синтаксические особенности. Анализ хайдеггеровских понятии требует, как правило, их всестороннего рассмотрения с учетом эволюции взглядов философа. При разработке своей теории языка, языковых конструкций и терминологии Хайдеггер обращается к источникам на немецком и греческом языках. Этим и объясняется влияние греческих текстов, сказавшееся на выборе им синтаксических сочетаний и логических форм. Устойчивость в употреблении некоторых типичных форм выражения философского содержания придает философскому языку Хайдеггера эмоциональность, вычурность и выразительность. Говоря о выразительности языка Хайдеггера, мы имеем в виду не доходчивость и яркость стиля, а броскость и эффективность воздействия языковых средств, достигаемые определенными методическими приемами. Постоянно 4 повторяемые типичные модели действуют настойчиво и даже назойливо, мимо них нельзя пройти, поскольку они затрудняют проникновение в лабиринт его категорий.

Одной из излюбленных форм изложения в работах Хайдеггера являются его «гераклитизмы». Придавая большое значение фразеологии древних греков, Хайдеггер берет за образец способ выражения Гераклита, который становится в его текстах одной из распространенных моделей высказывания. В качестве примера могут служить антиномии в немецком переводе: Unsterbliche sterblich , sterbliche unsterblich ; Lebend jener Tod , jener Leben ader sterbend . Liebe ist letztlich ein Hassen , Hass ein Lieben . (Бессмертные смертны, смертные бессмертны; того смерть живет, а тот живет умирая. Любовь в конечном счете ненависть, ненависть — любовь). Непрерывно повторяющиеся ряды противопоставлений создают картину своеобразной диалектики.

Для философского языка Хайдеггера также очень характерна тавтологичность. Тавтологию образует сочетание, в котором даны существительное и глагол родственного этимологического значения. В немецком языке такие сочетания встречаются часто, однако они не могут быть образованы свободно. Тавтология имеет своим назначением только констатировать то, что все остается без изменения, по-старому. В философском языке Хайдеггера эта конструкция несет на себе очень большую нагрузку. Такая модель используется

у него очень свободно, без каких-либо ограничений. Она может выражать любое отношение: die Welt weitet (мир мирует), die Sprache spricht (язык говорит), die Dinge dingen (вещи действуют как вещи), das Wesen west (сущность осуществляет себя), das Un - wesen west nicht (не-сущность себя не осуществляет), die Einigkeit einigk (единство объединяет) и т. д. Мы видим, что здесь при переводе на русский язык возникают трудности, не говоря уже о том, что между русским и немецким языками в значении глагола и существительного нет соответствия. Кроме того, такие тавтологичные сочетания, как, например, der Raum r ä umt или das Wort wortet , не являются привычными. Глубокое содержание имеет герменевтический круг, вариантами которого могут служить выражения: « Das Wesen der Sprach - die Sprashe des Wesens » («Сущность языка — язык сущности»); « Das Wesen der Wahrheit ist die Wahrheit des Wesens » («Сущность истины есть истина сущности»); « Der Grund des Satzes — der Satz des Grundes » («Основание положения — положение основания»). Герменевтический круг рассматривается как структура каждого человеческого акта понимания вообще. Эта форма выступает как основная структура понимания самых разных содержаний. Ее особенность состоит в том, что она не всегда бросается в глаза со стороны языкового выражения. Понимание, толкование феномена возможно, по Хайдеггеру, только тогда, когда понимающий уже заранее имеет представление о данном феномене. Он не может рассматривать тот или иной феномен с нейтральной точки зрения. Герменевтический круг играет большую роль в современной герменевтике, выявляя диалектические моменты ряда реальных проблем. Среди них — проблема значения скрытых подтекстов для правильной оценки произведения и проблема способов их выявления. Круг в герменевтике исследуется в различных вариантах и имеет большое значение для искусства перевода. Хайдеггеровский герменевтический круг нашел свое развитие в построении герменевтики Х.-Г. Гадамером 1 .

Хайдеггер использует также систему знаков препинания. Они имеют у него смыслоразличительную функцию. Так, особое значение он придает дефису в середине слова. Для Хайдеггера — это средство расчленения слова с целью обнаружения этимологических связей. Дефис как бы дополняет и уточняет содержание значения слова, показывая его лекси-

1 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988.

ческую форму. Например , Existenz Ek-sistenz; Bewegung Bewegung; Dasein Da-sein. Dass - Sein — это эмпирическое бытие вещи или лица в противоположность Sosein (свойству).

Существенное значение в языке Хайдеггера имеют кавычки. В кавычки заключаются, например, такие понятия, как «мир», «время», «познание», «выражение», «душа» и другие.

Наблюдаются случаи своеобразного употребления всех частей речи.

Язык Хайдеггера органически вплетен в его философию. Каждому созданному им термину посвящены десятки страниц текста с комментариями и истолкованием. Это в первую очередь касается его работы «Бытие и время», поскольку здесь дана вся основная проблематика его феноменологического учения, а также тщательно разработанная терминология. Сразу же после своего выхода в свет она привлекла к себе большое внимание представителей самых различных философских направлений.

Главной проблемой в книге «Бытие и время» является вопрос о смысле бытия. Самое глубокое его истолкование — это истолкование из времени, время оказывается фундаментальным слоем бытия человека. Поскольку Dasein отмечает/ себя во времени (sich zeitigt ), оно есть также мир. Если не 4 существует Dasein , то нет и мира. Таким образом, дано не; абстрактное сознание вне мира, а экзистенция, неразрывна связанная с миром, в котором она есть.

Хайдеггер вводит в рассмотрение новый мировоззренческий аспект путем «снятия» субъектно-объектных отношений. В его концепции мир не противостоит человеку, он не является объектом его познания и изучения «мир» не имеет пространственного значения. Мир и человек образуют единство (das Eins ). Этим объясняется и особая окраска слова « Dasein » , которым заменяется слово «человек». «В своем следовании чему-либо и усвоении этого Dasein не выходит из своей внутренней сферы, в которую здесь-бытие (Dasein ) изначально заключено, но согласно своему первоначальному способу бытия оно всегда находится «вне» у встречающегося сущего уже когда-то открытого мира» 1 .

«Мир» аналитики здесь-бытия (Daseinsana l ytik ) не является больше объектом, отделенным от Я -субъекта, а с самого начала не разделен с ним. Эта сторона хайдеггеровского учения привлекла внимание медицинской науки.

1 Heidegger М. Sein und Zeit . S . 62.

Как новое звено в изучении психики человека рассматривалась аналитика Хайдеггера и со стороны психоанализа. Это влияние на психопатологические исследования обнаружилось уже с 1933 года. Связь медицинской науки с философскими воззрениями Хайдеггера нашла свое выражение в первую очередь в швейцарской психиатрии. Здесь работа Хайдеггера «Бытие и время» стала исходным пунктом психотерапевтических взглядов на отношение души и тела, на сущность человека и его бытие-в-мире (In - der - Welt - Sein ). Основателями этой школы стали ученики 3. Фрейда, известные психиатры Л. Бинсвангер и Босс, принявшие философию Хайдеггера. Бинсвангер защищал тезис, что психическое «не есть объективируемое», что никогда нельзя овладеть психическим, душевным состоянием, если рассматривать его как природный объект. Обращаясь к работам Бинсвангера, мы убеждаемся в том, что его трактовка экзистенциалов Хайдеггера представляет интерес и в настоящее время, поскольку здесь они раскрываются во всей их сложности, так как их применение в медицинской практике делает их более доступным, чем в интерпретации других научных направлений.

Следует отметить, что хайдеггеровские экзистенциалы трудно ограничить количественно. К ним относятся, собственно, все понятия, созданные или, скорее, сконструированные самим философом, а также взятые им из основной лексики немецкого языка и переосмысленные в духе его концепции. Их можно констатировать, описывать, расчленять и, истолковывая, воспринимать в их связях. Важно иметь в виду, что экзистенциалы органически связаны с соответствующими языковыми понятиями, которые могут быть рассмотрены как самостоятельные структуры. Так Хайдеггер различает подлинное и неподлинное бытие, подлинный и неподлинный язык. Поэтому все понятия могут быть подразделены на экзистенциалы и категории. Первые характеризуют подлинное бытие и направление к нему, последние относятся к характеристике мира вещей (Dinge ), которому Хайдеггер противопоставляет индивидуальный внутренний мир человека с его неповторимой экзистенцией.

Бытие (Sein ) выступает как всеобъемлющая, непостижимая, таинственная сущность. Смысл бытия покрыт мраком. Эта тайна и есть путь к истине. По Хайдеггеру, этот путь — «путь бесконечный». Весь смысл бытия, по сути дела, и заключается в сохранении «тайны бытия». Понятие «бытие» не может быть определено. В то же время бытие — это само: собою разумеющееся понятие. В любом высказывании, во всяком отношении это понятие находит себе применение, так

что выражение «бытие» становится доступным и понятным без всяких объяснений. Однако «эта средняя понимаемость демонстрирует лишь непонимаемость» 1 . Бытие «освещает», «светит» в своем бытии. Оно раскрывает себя. Понятие «бытие» отождествляется также и с другими категориями, как-то: «основание», «событие», «игра», «самость», «истина», «судьба» и другие. Бытие анализируется в непосредственной связи с сущим (Seiendes ) : сущее это то, что тем или иным способом определено через бытие. Сущее — это Кто (экзистенция) или Что (наличность в самом широком смысле). Сущность большей частью скрыта и должна раскрываться герменевтически, через язык, проникновением в его сущность. Это и означает обратиться к «самим вещам». Обращение к «самим вещам» у Хайдеггера означает возможность овладения «понятийно ясной проблематикой» или, говоря языком самого философа, возможность «философствовать».

Раскрытие философских понятий происходит через раскрытие языковых понятий, что находит свое выражение в этимологизировании, в обнаружении лексической формы слова, в обращении к истории языка. Сущность языка представляется как язык сущности. Сущность языка — это недосягаемая высота, до которой не может подняться ни одна наука,— таков исходный тезис Хайдеггера. Он противопоставляет свое учение языкознанию, психологии, истории, философии, логике, которые включают язык в число объектов исследования и делают попытку установить связь между языком и действительностью. Как и бытие, сущность языка — это тайна всех тайн, хотя она и определяет науки и все существующее. Поэтому Хайдеггер останавливается перед вопросом: «Как же мы можем постигнуть то, что определяет нас самих?» — и особенно выразительно подчеркивает, чтении «метафизика», ни «диалектика» в их стремлении найти «исторический» подход к языку как к «объекту» не достигают своей цели, они совершают грубую ошибку, поскольку не видят того, что язык имеет «монологический характер»; язык — 1 монолог, он говорит только сам с собой.

Поскольку язык — это некая непознаваемаятрансцендентная сущность, доступ к нему закрыт: о нем ничего нельзя сказать, если он сам о себе не скажет. Никакая наука, в том числе и логика, не может правильно охарактеризовать язык, понять его сущность. Поэтому язык должен сам, своими собственными средствами, только ему одному присущим способом

1 Heidegger М . Sein und Zeit. S. 4.

выразить свою сущность, выявить ее. Таким образом, сущность языка состоит в ее выявлении. Но далее оказывается, что этот «первоисточник» мы не можем ни услышать, ни прочесть. Оказывается, мы только потому и не можем подойти к языку и его сущности как к объекту, что она, «языковая сущность» находится в нас самих, мы «принадлежим ей», относимся к ней. Где же все-таки «осуществляет себя язык как «сущность», а «сущность обнаруживается как язык»? Индивидуальное самосознание — вот где скрывается сущность языка или язык сущности. При этом мы должны отказаться от понятий, отражающих объективное содержание вещей, и следовать за Хайдеггером по пути интуитивного восприятия языка, которое трудно или вообще невозможно выразить словами.

Язык, по Хайдеггеру, это в первую очередь способ существования индивидуального самосознания. «Говорить на языке» означает «перенестись в область сущности языка», «попасть на то место, где обитает сущность». Язык сущности это и есть подлинный язык (die Sprache , die Sage ), в то время как неподлинный язык — это обыденный язык (das Gerede ). Например, Angst zum Tode относится к подлинному языку, поскольку речь идет о подлинном бытии, a Furcht (боязнь) входит в состав неподлинного языка, поскольку оно характеризует повседневность. Частица таинственной сущности языка (и бытия) заложена в каждом индивиде, однако он не в состоянии подойти к ней со стороны, так как она «возвышается» над его разумом. Язык сущности это царство языка (и бытия). Подлинный язык — это нечто большее, чем доступный нам человеческий язык. Историческая языковая сущность, язык как таковой — это то идеальное царство, из которого человек вышел, но к которому он прикован незримыми цепями. «Человек есть человек, поскольку он отдан в распоряжение языка и используется им (языком) для того, чтобы говорить на нем» 1 . О человеке можно судить: «он есть», и это только потому, что его человеческая сущность заключается в языке.

Итак, Хайдеггер вплотную подходит к решению вопроса о смысле бытия, которое он определяет через структуру здесь-бытия (Dasein ), т. е. через то единственное и отличное от других сущее, которое способно само поставить вопрос о бытии. Человек обладает изначальным пониманием бытия; это специфическая черта человека и не встречается ни в неживой природе, ни в животном, ни в растительном мире. «Это сущее (Mensch ) мы определяем терминологически как Dasein . На-

1 Heidegger М. Unterwegs zur Sprashe . 1960. S . 241.

учное исследование — не единственный и не ближайший возможный способ существования этого сущего» Само Dasein отлично от других сущих, поскольку встречается не только среди них. Более того, оно онтически отличается тем, что в своем бытии оно может сказать о самом этом бытии. Dasein каким-то образом с определенностью понимает себя в своем бытии. Этому здесь-бытию присуще то, что благодаря своему бытию и через него оно открыто себе самому. Понимание бытия есть характер (определенность) бытия (Seinsbestimmtheit ). Онтическое отличие здесь-бытия заключается в том, что оно является онтологическим. «Быть-онтологически-здесь еще не означает: развивать онтологию. Поэтому если мы сохраняем название «онтология» для эксплицитного теоретического вопрошания о смысле бытия, то имеющееся в виду (Ontologisch - sein ) онтологическое бытие здесь-бытия следует характеризовать как предонтологическое» 2 . Само бытие, к которому здесь-бытие может так или иначе относиться и всегда так или иначе относится, называется экзистенцией. Бытие понимает себя всегда из своей экзистенции, из возможности для себя самого быть или не быть самим собою.

Заслуживает внимания также то, как Хайдеггер тематизирует жизнь и смерть. Во «Введении в метафизику» (1935) он писал: «Смерть — это также жизнь». Смерть — это способ быть, который перенимает здесь-бытие, поскольку оно есть. Смерть в самом широком смысле слова есть феномен жизни. Тематизирование в данном случае происходит также на основе герменевтических понятий das Ende , das Enden , Verenden , Zu - Ende - sein , G ä nze , Sterben , Ableben , Sich - vollenden , Nosh - nicht (еще-не); fortleben , Ausstand . «Здесь-бытие не имеет кончины». Страх перед смертью — это страх перед подлиннейшей, безотносительной и непреодолимой возможностью бытия.

Развертывая многообразие ситуаций данной темы, Хайдеггер показывает герменевтическую связь бытия-к-смерти с повседневностью здесь-бытия. Но самость (Selbst ) повседневности — это безликость, которая конституируется в общественном устройстве и высказывается в обыденной речи.

Благодаря аналитике бытия Хайдеггер раскрывает свое понимание языка и речи и дает определение: «Высказывание в речи есть язык».

Язык как феномен имеет свои корни в экзистенциальной конституции выявления здесь-бытия. Экзистенциально-онтологическим фундаментом языка является речь. Речь изна-

1 Heidegger М. Sein und Zeit . S . 12.

2 Ibidem .

чально связана с чувствованием и пониманием. Речь — это артикуляция пони мае мости, поэтому она лежит в основе высказывания и толкования. Артикулируемое в высказывании и речи Хайдеггер называет смыслом. Расчлененность в речевой артикуляции как таковая называется целокупностью значения. Значения как результат артикулируемого всегда наполнены смыслом. Словесная целокупность, в которой речь имеет свое собственное бытие, может разбиваться на отдельные слова-вещи. К речевому говорению относятся слушание и молчание. Только при этих феноменах становится понятной конститутивная функция речи для экзистенциальности экзистенции. Связь речи с пониманием проясняется из относящейся к самой речи экзистенциальной возможности, из слушания. Не случайно, если мы «не расслышали», то говорим, что «не поняли». Слушание является конститутивным для процесса речи. Как языковая озвученность основана на речи, так акустическое восприятие на слушании. На основе этой первичной экзистенциальной способности к слушанию возможно прислушивание, как нечто такое, что само по себе феноменально еще первичнее, чем то, что в психологии «сначала» определяют как слушание, ощущение тонов и восприятие звуков. Прислушивание также имеет способ бытия (Seinsart ) понимающего слушания. Мы никогда не слышим сначала шумы и комплексы звуков, но слышим скрипящий вагон, мотоцикл, колонну на марше, северный ветер, стучащего дятла, потрескивающий огонь. Хайдеггер пишет, что «нужно обладать очень искусной и сложной ориентацией, чтобы «слышать «чистый шум». Так же и при слушании речи другого, мы сразу понимаем сказанное, точнее, мы уже заранее с этим другим возле сущего, о котором идет речь» 1 . Даже там, где говорение не ясно или речь ведется на чужом языке, мы сразу слышим незнакомые и непонятные слова, а не чистые звуковые сочетания. Говорение и слушание основываются на понимании.

Тот же экзистенциальный фундамент имеет и другая разновидность речи — молчание, Тот, кто молчит в обоюдном говорении, может дать понять больше, чем тот, кто беспрерывно говорит. Напротив, пространная речь ведет к неясности понятого. Чтобы уметь молчать, здесь-бытие должно уметь что-то сказать, т. е. обладать собственной и богатой раскрытостью самого себя. Здесь-бытие имеет язык. Человек (Dasein ) показывает себя как сущее (Seiendes ), которое обладает речью.

1 Heidegger М . Sien und Zeit. S. 164.

Интересна хайдеггеровская концепция языка как поэтического мышления. Он говорит, что первоначальный язык, праязык,— это поэзия, как «утверждение бытия», «утверждение истины». «Поэзия есть изначальное называние бытия». «Мышление есть поэзия». Оно состоит в том, что дарит, основывает и дает начало. Так постигаем мы подлинный смысл бытия. «Язык в чистом виде — это стихотворение» 1 .

Хайдеггер пытается показать, что стихотворение и есть та сфера, где пребывает мышление, выполняя свое собственное назначение. При этом он предупреждает, что, говоря о связи поэтического языка и мышления, он отнюдь не руководствуется какими-либо методологическими соображениями, он просто приглашает следовать за ним по пути, ведущему в царство языка: этот путь и есть «образность речи», которая характеризует поэзию. «Поэзия движется в стихии (вы) сказывания и мышления». Эта стихия нас питает, однако существо этого единства остается непонятным, и Хайдеггер оставляет открытым вопрос о том, что составляет основу единства высказывания, т. е. повествования как такового, и мышления, которое всегда следует за высказыванием (Sage , Sagen ). Высказывание у Хайдеггера — это сама форма поэтического творчества, но не сам язык. Мышление, связанное с этой формой языка, также еще не дает нам сущности языка, оно лишь показывает путь к этой непостижимой в своих истоках сущности. Высказывание есть показывание, утверждает он, часто подчеркивая также и в другой связи ту мысль, что в процессе говорения люди становятся на путь движения к сущности языка, к языку как таковому. Но только поэт способен постигнуть силу, заключенную в языке, использовать могущество и ценность слова. Слово — это такое благо, которое дано только поэту, постигающему его тайну особым, необычным путем благодаря своей профессиональной способности, которую он получил свыше. Поэт, утверждает Хайдеггер, не только достигает знания, но -и проникает в отношение между словом и вещью. Однако это не такое отношение, в котором, с одной стороны, выступает слово, а с другой — вещь. Это отношение сводится к тождеству: нет слова, нет и вещи, вещь есть только там, где есть слово. Поэт своим творческим дарованием проникает в тайну тайн, приоткрывая завесу над той загадкой, которая не может быть решена разумом. И Хайдеггер делает вывод: «Итак, остается загадкой: слово языка и его отношение

1 Heidegger М . Unterwegs zur Sprache. S . 16.

к вещи, ко всякой, которая существует,— существует ли оно и как оно существует» 1 .

Язык как таковой начинает говорить именно тогда, когда мы. не находим подходящего слова, чтобы назвать что-либо очень сильно нас захватывающее, то, чем мы взволнованы до глубины души. И здесь на помощь нам приходит слово поэта. В то время как в повседневном языке на первый план выступает то, о чем мы говорим: вопрос, обстоятельство, намерение и т. п., поэтический язык позволяет постигнуть сущее. Только поэт, благодаря своему высокому дарованию, способен проникнуть в недра языка и приоткрыть завесу его сущности, заставить сам язык заговорить.

Хайдеггер говорит о смешении языка и мышления, из-за которого так трудно отделить их друг от друга; в результате и благодаря их сложному переплетению мы имеем язык, наделенный мыслью, осмысленное употребление языка. Но для осмысленного употребления языка, предупреждает Хайдеггер, главным является не то, что мыслится при его обычном употреблении, не его обычный смысл, а то, что является неприкосновенным в сокровищнице языка, то, что скрыто в его глубинах. Из этой сокровищницы и черпает поэт. Мышление и поэзия робко «заимствуют» друг у друга. Но определить, в чем же состоит различие между ними, по мнению Хайдеггера, совершенно невозможно, это — тайна слова. Одно он считает установленным: поэтический язык я мышление — это два способа высказывания. При этом он многократно предупреждает, что опасно путать высказывание в естественной речи и поэзии (die Sage ) с высказыванием, общепринятым в логике (Die Aussage ); последнее пугает его своей связью с рациональным мышлением, а ведь, по его утверждению, именно то обстоятельство, что считать мышление рациональным, т. е. математическим, стало вековой традицией, нарушает единство языка и мышления, незаконно вторгаясь в установившиеся представления об их «соседстве» и «близости» 2 .

Отвечая на вопрос, поставленный им самим, чем определяется доминирующий сторона высказывания (Die Sage ), Хайдеггер говорит, что высказывание — это не только питательная среда для поэзии и мышления, оно непосредственно связано с сущим, с языком сущности. Высказывание как звучание, будучи связано с сущностью вещей, позволяет нам увидеть эту сущность. Целью высказывания, в сфере которого

1 Heidegger М. Unterwegs zur Sprache . S . 165.

2 Ibid . S . 173.

движутся мышление и поэзия, по Хайдеггеру, является «соответствие» (Ent - sprechen ) языку, т. е. сущности.

Важно отметить, что понятийная группа entsprechen , Entsprechen , Ent - sprechung играет существенную роль. Так, Хайдеггер писал: «Специально усвоенное и развивающееся соответствие (Ent - sprechung ), которое отвечает требованию бытия сущего, есть философия» 1 .

Путем описания формальных структур здесь-бытия как «потока» сознания человек через внутреннее бытие мира ( In - der - Welt - sein ) дает картину человеческого существования. Человек, представляется как сущее в мире, в своем бытии связанное с космосом, землей, в своей глубочайшей основе настроенное, понимающее существо, призванное смертью к своей подлиннейшей возможности бытия. В любом поведении здесь-бытия заключена забота^ сущностью которой является забегание вперед (Sich - vorweg - schon - sein ). Оторвавшись от корней своего подлинного бытия, человек тем не менее обращен к прошлому, к своей сущности, к истине бытия. Этот поиск истины осуществляется через язык, дающий просвет к сущности человека, поскольку он имеет корни в его экзистенциальной структуре.

Хайдеггер не согласен с приписыванием ему понимания истины как несокрытости. Истина в одно и то же время и «открыта», и «сокрыта». Полагая, что своим учением он снимает основной вопрос философии, Хайдеггер, в то же время не считает, что на поставленный вопрос о смысле бытия им найден ответ. Он неуклонно проводит ту мысль, что человек постоянно находится на пути к языку, к сущности бытия.

3. Н . Зайцева

1 Heidegger М. Unterwegs zur Sprache. S. 173.

Страница сгенерирована за 0.02 секунд!